Отечества краса, России слава, честь —

Суворов! Я тебе дерзаю дар принесть.

До пражской победы и взятия Варшавы было написано ещё одно любопытное стихотворение — «Ода его сиятельству графу А.В. Суворову-Рымникскому, в проезд его через Белгород» (1792 год). Автором оды предположительно был архиепископ Курский и Белгородский Феоктист (1732–1818, в миру — Фёдор Васильевич Мочульский), в прошлом — законоучитель Сухопутного кадетского корпуса. Один из лучших проповедников того времени, святитель и учёный, белгородский архиерей молился за Суворова:

О, Боже! Благо россам строя,

Храни Суворова-героя

Во славу россам, страх врагам;

Храни его заслуги верны;

Труды отечеству усердны;

Храни его любовь к трудам.

Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать эпизоды торжества российского военного могущества в европейских столицах. Семилетняя война, Наполеоновские войны, Вторая мировая… Психологическое значение польской кампании 1794 г., блестящих побед при Кобрине, под Брестом, наконец, пражской виктории, было велико: не дикие турки, а прежние теснители Московии поляки, да ещё хворые французской болезнью, были наголову разбиты полным генералом Суворовым. Уже после брестской победы Василий Григорьевич Рубан (1742–1795) засел за песнь Суворову, а Иван Иванович Дмитриев (1760–1837), к удивлению друзей, начал свою оду вместо привычных «безделок»: «На победу графа Суворова-Рымникского, одержанную над польскими войсками, когда он в три дня перешёл семьсот вёрст». Поэт восклицал: «Се ты, о Навин, наш Суворов! Предмет всеобщих днесь похвал!» Дмитриев не случайно в заглавии намекнул на быстроту Суворова: полководец успеет занять Варшаву раньше, чем стихотворцы завершат оды на взятие Бреста…

«Ура! Варшава наша!» — писал императрице полководец в известной легенде. Эти слова определили начало нового витка суворовской легенды — с этого времени каждое слово Александра Васильевича, каждый его жест будут рассматриваться современниками как нечто многозначительное и символичное. В этой легенде нашлось местечко и для императрицы Екатерины Великой. «Ура! Фельдмаршал Суворов!» — конечно, нам хочется верить, что именно так отписала Северная Семирамида своему воинственному старцу. И началось. Костров торжествовал вместе с Суворовым «Эпистолой на взятие Варшавы» и обещал в новых стихах воспеть новые подвиги фельдмаршала:

Но, муза! Опочий. Коль вновь Суворов грянет,

Твердыни ужасов враждебны потрясет,

Пусть дух твой в пламени рожденном вновь воспрянет,

И нову песнь ему усердье воспоет.

Сочиняя почти наперегонки с Ермилом Костровым, посвятил Суворову оду Иван Дмитриев — как известно, поэт очень миролюбивый, тонкий стилист, один из талантливейших наших сентименталистов. Современники сомневались — уж не Державин ли написал эту оду «Графу Суворову-Рымникскому на случай покорения Варшавы»?

Кто Росс — и ныне не восплещет,

От радости не вострепещет,

Сердечных чувств не прилиет

И не сплетёт венка герою?..

В 1831 г. успевший постареть и послужить министром Иван Иванович Дмитриев сочинит другому поэту, В.А. Жуковскому, послание «По случаю получения от него двух стихотворений на взятие Варшавы»:

Была пора, питомец русской славы,

И я вослед Державину певал

Фелицы мощь и стон Варшавы, —

Рекла и бысть — и Польши трон упал.

Другая, сомнительной славы, война, иного рода патриотизм — воинствующий, предполагающий существование оппозиции, тех, кого новый «стон Варшавы» не восхищает и не умиляет. Ода «с мнимым противником»:

Взыграй же, дух! Жуковский, дай мне руку!

Пускай с певцом воскликнет патриот:

Хвала и честь Екатерины внуку!

С ним русский лавр цвесть будет в род и род.

В 1794 г. Ивану Дмитриеву, а вместе с ним и Гавриле Державину, не требовалось дискутировать со своими соотечественниками. И если Дмитриев и тогда озаглавил своё стихотворение «Глас патриота», то как разнятся высокий патриотизм 1794 г. и неловкий поклон в сторону императора Николая Павловича — впрочем, последний заслуживал и уважения, и прославления.

Но вернёмся в 1794 год. На взятие Варшавы откликнулись и Ермил Костров, и наконец Гаврила Романович Державин. Первый — «Эпистолой Его Сиятельству Графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому на взятие Варшавы», второй — «Песнью Ея Императорскому Величеству Екатерине Второй на победы Графа Суворова-Рымникского 1794 года». Впрочем, судьба державинского стихотворения не была счастливой: «Песнь…» была напечатана в 1794 г., но в свет не вышла. Следующие стихи показались тогда политически некорректными:

Трон пред тобой, — корона у ног, —

Царь в полону!..

Тираж отпечатанной оды — три тысячи экземпляров — уничтожили.

Стихотворение наконец увидело свет только в 1798 году. Державин был громоподобен, как никогда:

По браням — Александр, по доблестям — стоик,

В себе их совместил и в обоих велик.

Преклонявшийся перед поэзией Суворов искренне благодарил поэтов, прославлявших его победы, посылал им комплиментарные письма, а Ермилу Кострову и Гавриле Державину в ответ на их стихотворные приношения сам полководец посвятил по стихотворению.

Писал в те дни Суворову и любимец покойного Потёмкина Василий Рубан:

Ты лавры приобрёл, я слёзы проливаю

И подвиги твои иройски лобызаю.

За труд Отечество тебя благодарит,

И слава дел твоих Вселенную дивит.

Восхищение суворовской победой было подлинным и неуязвимым патриотизмом. Иные победы требуют деликатного приёма, а Суворов у нас был и есть один. Замечательно, что в нашем веке авторы художественного фильма «Суворов» (об этой кинокартине речь впереди) намучились с польским вопросом. Прославлять захватнические и контрреволюционные войны Российской империи мастерам советского «нового искусства» не следовало, и в первоначальном варианте фильма польской кампании внимание не уделялось. Но рукопожатие Молотова и фон Риббентропа сразу изменило ситуацию, конъюнктура перевернулась с головы на ноги или — кому как нравится — наоборот. Нужно было озвучить и исторически оправдать антипольские настроения советского правительства — и фильм в своём окончательном варианте начинался с бравурного изображения суворовских побед в Польше. В конечном счете это сыграло с Григорием Пудовкиным — режиссёром киноромана — злую шутку. Очень скоро поляки стали для СССР братьями по соцлагерю и фильм — один из самых интересных в советской кинобаталистике — старались не замечать. В опалу угодила и ода Ивана Ивановича Дмитриева. Её старались по возможности не включать в новые издания стихотворений поэта, как и соответствующие оды Державина.

Между тем решительное наступление Суворова и суворовской темы на фронтах русской поэзии началось после победной польской кампании 1794 г. 15 декабря 1795 г. Суворов наконец-то прибыл в Петербург. Императрице не терпелось наградить своего героя — к тому же в Варшаве Суворов проводил слишком гуманную и самостоятельную политику.