Интересно, что М. Петров построил свою теорию подъема Афин именно на корабле как на новом техническом изобретении человечества, потребовавшем новых способов обучения: «Корабль, а вслед за ним и под давлением корабля некоторые другие навыки всеобщего распределения (гражданин, воин) — универсализирующая надпрофессиональная образовательная вставка со своими особыми правилами и методами обучения, основанными уже не на подражании действиям старших, а на общении, на оперативном кодировании действия в знак и столь же оперативном декодировании знака в деятельность, на навыках повелевать и повиноваться. Оба эти навыка, образующие хорошо известный историкам расчлененный комплекс „слово-дело“ с приматом слова и подчиненным положением дела, в равной степени важны для достижения результата. Нам, давно освоившим эти навыки, они представляются простой и привычной нормой. Но простота эта обманчива. Оба навыка требуют специфических форм мышления, умозрения и соответствующих средств общения, восприятия, психологических установок, которыми традиция не обладает не потому, что люди неспособны их освоить, а потому, что у традиции нет повода для их освоения и широкого применения, нет навыков, требующих развития этих способностей. Японские летчики, например, летают ничуть не хуже американских, но вот во время[935] войны выяснилось, что японский язык с его обилием форм вежливости попросту непригоден для оперативного общения экипажей; пришлось менять язык команд на английский[…]. Мы и сами сегодня все более глубоко увязаем в проблемах комплекса „слово-дело“, в котором один (человек, элемент системы) „разумно движет, оставаясь неподвижным“, а все остальные (люди, элементы системы) „разумно движутся, оставаясь неразумными“. Кибернетика, теория систем, моделирование, исследование операций, системный анализ, теория игр, теория принятия решений, теория автоматов — все они, используя различные концептуально-понятийные аппараты, пытаются разрешить проблемы этого комплекса однозначной связи знака и поведения, которые впервые в эксплицитной форме были поставлены перед человечеством на палубе пиратского корабля в Эгейском море в виде отношений людей, формализации задач и путей к их решению, реализации замысла» ([936], см. также[937]).

Есть еще одна сфера изучения религии, из которой можно черпать определенный инструментарий создания сакральности. Это экономика религии, под которой понимается применение вполне объективного инструментария экономики к изучению такого субъективного объекта как религия (см., например,[938][939][940]).

Человечество всю историю прожило в тех или иных системах сакральности. Сегодня роль сакральности в нашей жизни резко уменьшилась, но, возможно, она просто принимает иные формы.

Модель мира является более сложной структурой, чем это представляется на первый взгляд, в нее входит информация разного уровня ценности. Она может распределяться между индивидуальным и коллективным уровнями. Она может быть «заземленной» и сакральной. Но самое главное — она создает единство взглядов и, как следствие, поведения. В результате образуется предсказуемость другого, что позволяет тратить свои ресурсы не на конфликт, а на сотрудничество.

Такое единство важно, так как выживаемость людских сообществ растет, когда они объединены религией или идеологией, то есть являются более едиными. Они оказываются защищенными в своем объединенном реагировании на врага.

Один из первых англо-саксонских королей Альфред спас ситуацию от постоянных набегов викингов, когда создал историю англо-саксов, тем самым переводя отдельных сельских тружеников в народ. И набеги стали отбиваться. Будем считать это также вариантом идеологии, выделяющим данный народ среди других. У нас есть история, у нас есть общий враг.

Альфред изучал и даже переводил трактаты с латыни на древнеанглийский, которые раскрывали образ правильного христианского правителя[941][942]. Он прямо и косвенно пытался воплотить их в жизнь, придя к власти после смерти четырех своих старших братьев. Так что вариант неудачного правления был у него тоже перед глазами. Британия же считает его период правления самым воодушевляющим. Кстати, он был болен ([943]), так что великим воителем ему было физически стать трудно, надо было искать другие пути к победе. Сегодня есть попытки принизить его роль, но они не забирают победы, просто находят для них другие военные причины[944].

С. Этрен, например, говорит, что изучая прошлые общества, он обнаружил, что при отсутствии религии жизнь этих обществ длилась не более трех поколений[945]. Наверное, все же это еще не было обществом, но общая тенденция отмечена верно: для выживания нужны дополнительные объединяющие механизмы. И они не могут быть просто родственными, религии по сути стремятся даже быть вненациональными, хотя при зарождении это было не так.

В далеком прошлом (да и частично сегодня) страх был главным управляющим механизмом. Защита от внешних страхов заставляет признавать страхи внутренние в виде государства. Известна теория Чарльза Тилли происхождения государства с помощью перехода от собственного грабежа к защите от грабежа чужих[946]. Религию однотипно марксизм признавал как инструментарий защиты от страхов. Обратим внимание и на то, что страхи это еще не реализованное насилие, а лишь потенциально возможное.