Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В момент отчаяния она все-таки набрала знакомые номера, но они молчали. После Анна проехалась по некоторым адресам. Дом Марка, как она и ждала, был опечатан и показался заброшенным с десяток лет. Угрюмым и выхолощенным что ли... Клубы, какие-то работали, какие-то нет, нацепив на двери запрещающие таблички. Те, что по-прежнему прожигали ночную жизнь, не дали ничего, одни незнакомые лица, даже смутная догадка не кольнула. Охрана, персонал, ей показалось, что привезли совершенно новых людей, и поменяли форму, хотя она могла ошибаться. Она всегда смотрела на них мутным взглядом, стараясь не запоминать. Она видела только Марка.
Ресторан же Севера открылся в центре, яркими атласными лентами встречая первых посетителей. Анна решилась заглянуть внутрь на третий раз, первые порывы заканчивались в соседней кафешке, что окнами выходила на площадь с новым заведением.
Ее проводили за столик на двоих в центре огромного зала. На столе раскрыли меню, одно их тех самых, что стопками валялись на полу, когда она впервые приехала сюда с Максимом. Следом она вспомнила бордовую плитку в уборной. И сдержанный кабинет управляющего. «Андрей». Табличку с его именем, скорее всего, уже сняли и выкинули прочь или задвинули в какой-нибудь шкаф подальше пылиться.
— Анна.
Знакомый голос наплыл откуда-то сверху. Она подняла голову и заметила у столика Олега. Он положил ладони на белую ткань, облокотившись и нависнув над ней неумолимым воспоминанием.
— Это дорогое место, — добавил он, и в его тоне легко считывалась вторая фраза: «По карману ли теперь?»
Анна лишь кивнула. Она давно поняла его. Конечно, он презирает ее, как он еще может относиться к ней?
— Я на минуту, — он отодвинул стул напротив и присел.
— Я думала, мы закончили с допросами.
— Это не тебе решать.
Да, это она уже выучила.
— Нашли нового хозяина? — она обвела зал рукой.
— Сговорчивых людей больше, — кивнул он и отточенным движением, выдающим многолетнюю привычку, достал смятую пачку из внутреннего кармана пиджака, а следом выудил сигарету.
Курить было нельзя, и он начал постукивать фильтром по столу.
— Рёф или Марк? — вдруг спросил он.
Она уловила перемену в его голосе, он заговорил тише, но серьезнее. Лед, который вот-вот треснет от собственной скованности.
— Я уже говорила...
— Скажи мне. Правду, — надавил он. — Здесь только я.
Он отбросил сигарету, которая закатилась под салфетки, и едва поймал собственное раздражение, которое с радостью перевернуло бы и стол.
— Мне нужно знать.
— Кто-то погиб? — догадалась она. — Из твоих в ту смену...
— Рёф или Марк? Ты была там.
— Рёф. Марк ничего не знал.
— Не врешь?
Это не уходит. И не отпускает. Рёф уже мертв, Марк... они растоптали его. Но он по-прежнему зол и ищет виновного. И был бы рад, если бы она назвала третье имя, того, кого еще можно заставить заплатить. Смерть Рёфа не принесла успокоение никому. Ни Марку, ни ей.
— Нет, — она поймала его воспаленные глаза, — я не врала на допросе, не вру и сейчас.
— Хорошо, — кивнул он и отвел испытывающий взгляд, — хорошо...
Олег подобрал сигарету и поднялся, шагнул прочь, но Анна выставила руку и поймала его крепкую ладонь.
— Что с ним? — спросила она и внезапно остро ощутила, насколько боится ответа.
— Мы нашли тела, — он рывком вырвал руку, — были взрывы, много кто погиб.
Четвертый этаж соседней многоэтажки прочертил линию из освещенных окон, которая казалась стрелкой, указывающей куда-то вперед. Анна встала с дивана и подошла к окну. По-прежнему ничего, шторы надежно прятали даже силуэты. И от этого стало так невыносимо, так душно, как в июльский день в переполненном автобусе. А ехать до конечной. В груди скреблось и рвалось наружу. Она резко отворила окно, подставив лицо под вечернюю прохладу.
— Ты обещал! — крикнула она со злостью. — Ты обещал, черт возьми!
Она уговорила себя пойти спать, и случилось чудо, он пришел к ней во сне. Хотя бы во сне.
Марк тихо улыбался и перебирал рукой ее запутавшиеся волосы.
— Сколько уже? — спросила она, стараясь нащупать часы.
— Только шесть.
— Шесть? — Анна тут же оставила попытки и вернулась обратно на подушку. — Почему не спишь?
— Мне скоро вставать.
— Тем более, — буркнула она, подбираясь ближе и окутывая его тело своими руками, — и у меня есть расческа кстати.
— У тебя есть я, малыш.
— Ты такой довольный, — шепнула она и подняла лицо, чтобы поцеловать его губы, — прям излучаешь...
Он не дал договорить, смял в сильных руках и притянул к себе. Нежный поцелуй стер все мысли и оставил только щедрую ласку и тепло. Когда он отстранился, Анна не смогла отвести глаза от его красивого лица. Тихий мягкий взгляд, даже грозные черточки будто разгладились, как случалось каждый раз, когда он позволял себе отдаться штилю.
— О чем думаешь? — спросил Марк, уловив, что она замерла.
— Что не ошиблась, — призналась Анна.
— Хотя были сомнения?
— Первые дни, самые первые, — она почему-то вдруг вспомнила, как разрезала ножницами его дорогую рубашку, чтобы осмотреть. — О чем подумал ты?
— Когда?
— Когда впервые увидел меня.
— Неделя и два дня.
— В смысле?
— Неделю добиваться, пару дней развлекаться.
Она вырвала руку из-под одеяла, чтобы хорошенько потрепать его. Но Марк оказался готов.
— Ты всегда высчитываешь издержки? — выдохнула Анна с улыбкой на губах, которую все-таки не удержала.
Он прижал ее руки к груди, не давая вырваться прочь. Впрочем, она не старалась достаточно хорошо.
— Тут я просчитался, признаюсь.
— Да? — с наигранным удивлением бросила она.
— Это определенно не на пару дней, — он перекатился, увлекая ее под себя, — это надолго...
— Я еще подумаю.
— После, малыш.
Он поцеловал жарче с обещанием зайти очень далеко. Анна хотела с насмешкой напомнить, что кому-то уже пора, но его руки... его бесцеремонные жадные руки...
Трель будильника разрушала сон. Анна проснулась в холодной постели и поняла, что пора вставать. В гостиной на столике лежала оставленная визитка А рядом стопка неразобранных счетов, которые она вытащила из ящика позавчера. Она выбрала второе. После ванной вооружилась ноутом и ворохом бумаг и устроилась за столом.
Привычка всегда выручает. Обыденные заботы и рутина, Максим был прав. Он прекрасно знал ее, ее натуру и повадки. Да, она закроется и затаится, вспомнит, что чертовски упряма и горда от природы, и натянет маску безразличия, как бы плохо ей не было. Но помощь бывает разной, иногда достаточно осторожного толчка.