— Шестнадцать узлов… семнадцать узлов, — отсчитывал штурман по счетчику лага. — Семнадцать с половиной узлов, Ирина Павловна!

Дерево мачт стонало от усилий, выдерживая на себе небывалый напор ветра; Мартин-гик совсем погрузился в море и резал воду подобно ножу; брызги летели сплошным навесным дождем.

Рейдер стал заметно отставать, и Антип Денисович, повернувшись в сторону вражеского корабля, задиристо крикнул:

— Где вашему теляти губами волка за хвост поймати!..

Шхуна теперь летела со скоростью восемнадцать с половиной узлов. «Людендорф» минут десять шел на прежних оборотах. Но вот из его трубы вырвался один кокон дыма, за ним второй, третий… Под его форштевнем закипел бурун пены.

Паруса вступали в единоборство с турбинами. И постепенно «Людендорф» поравнялся в скорости со шхуной.

Тогда штурман крикнул:

— Антип Денисович, ставь верхний ярус! Какого черта! Поднимай на мачту все паруса!

Старый шкипер стоял на мостике, сгорбившись, обнажив голову, и волосы его были белыми, как крылья морской птицы.

— Будь по-вашему, — согласился он и, приложив зачем-то руки к сердцу, отдал команду: — Фор-трюмсель, грота-мунсель и крюйс-бом-брамсель — ставить!..

«Людендорф» открыл огонь. Снаряды с воем пролетели над мачтами, которые несли на себе тысячи квадратных метров гудящей парусины.

Шхуна птицей перелетала с волны на волну, быстро скрываясь во мгле. Тогда турбины сделали еще одно усилие, и рейдер преодолел разницу скоростей. Его орудия били по мачтам, пытаясь лишить шхуну хода, но снаряды пролетали между снастей и реев, почти не причиняя им вреда.

Шкипера на мостике почему-то уже не было. Шхуна, ведомая одним из его сыновей, с разгона пролетала между водяными смерчами, поднятыми снарядами, и сгущавшаяся тьма была уже готова поглотить ее в ночи…

Когда опасность миновала окончательно, Ирина Павловна в первую очередь бросилась к тому, кто помог выиграть это неравное сражение, — она кинулась к мостику, чтобы обнять и поцеловать старого шкипера.

Дверь штурманской рубки была распахнута настежь, и на пороге ее лежал Сорокоумов. Его бородка была вздернута кверху, а голова, упертая затылком в комингс, покачивалась в такт движению шхуны.

— Антип Денисович, — позвала она его, — Антип Денисович!

Ей казалось, что он сейчас встанет и произнесет, как всегда, свое ласковое «дочка». Но шкипер не двигался. Тогда она нагнулась над ним — и сразу же отшатнулась.

Перед ней лежал древний старик, в котором она с трудом узнала прежнего веселого корабельника. Лицо творца шхуны, всегда поражавшее ее своей свежестью, теперь было густо покрыто глубокими морщинами, и ветер шевелил пряди седых волос…

— Антип Денисович; дорогой! — Она приложилась ухом к груди Сорокоумова и поняла — звать бесполезно: сердце его молчало…

Похороны состоялись на второй день. Тело шкипера завернули в парус, к ногам прикрепили шлюпочный якорь. Рябинина плакала. Матросы положили Сорокоумова на доску и наклоняли ее над морем до тех пор, пока труп не скользнул за борт.

А потом трое суток подряд шхуна без толку моталась в дрейфе с зарифленными парусами, — океан, словно справляя тризну по своему сыну, свирепел в десятибалльном шторме.

»Дарревский молодчик»

Майор Френк, топорща жесткие усы, взял протянутые ему документы.

— Обер-лейтенант Отто Рихтер… Это — вы?

Перед комендантом гавани Лиинахамари стоял типичный «дарревский молодчик» в щегольской форме военного чиновника министра продовольствия («министра недоедания», как говорили остряки) Рихарда Вальтера Дарре.

— Так точно, герр майор, — ответил Отто Рихтер, опуская на пол свой добротный чемодан, на котором гаванский комендант заметил яркие наклейки авиационной компании «Гаага-голубь-Осло».

— Вы прибыли из Голландии? Позвольте ваши билеты…

На маршрутных бланках он сверил проколы. Все было в порядке, но усы майора Френка недовольно вздернулись кверху. Эти продовольственные шпионы, которыми кишела вся Норвегия, не поддавались никакому учету и, не раз уже появляясь в Петсамо, никому не были подвластны. Поручения их всегда носили какой-то таинственный оттенок, и коменданту гавани надоело распутывать дела о крупных спекуляциях.

— Можете остановиться в Парккина-отеле, — недовольно сказал он, возвращая документы. — Вас, наверное, интересует вопрос о технической замше?

— Нет, господин майор, — ответил Отто Рихтер, снова берясь за чемодан. — Я прибыл сюда как имперский советник по рыбным ресурсам…

Вечером майор Френк уже видел Отто Рихтера в сообществе с обер-лейтенантом фон дер Эйрихом, который командовал противокатерными батареями с мыса Крестовый. Разговор у них шел явно о мехах, и комендант гавани нисколько не удивился: фон Эйрих был самый энергичный спекулянт в гарнизоне, даже разработавший свой прейскурант на меховые шкурки. Вскоре «дарревский молодчик» отправил в Германию две крупные посылки с мехами, что тоже было в порядке вещей.

Инструктор по национал-социалистскому воспитанию фон Герделер встретился однажды с Отто Рихтером в очереди перед ванной комнатой. Они разговорились сначала о недостатках в производстве мыла, припоминая благоуханные оттенки французской парфюмерии, и вскоре понравились друг другу.

— Вы заходите ко мне, — предложил фон Герделер, — мне будет приятно побеседовать со свежим человеком…

Отто Рихтер не заставил себя долго ждать, и фон Герделер, угостив гостя коньяком, безо всяких околичностей сказал ему:

— Я знаю, что вы все можете. У меня скопилось много валюты. Я бы хотел перевести ее на какой-нибудь надежный банк. К сожалению, меня в Швеции слишком хорошо знают, и это мне не подходит. Нельзя ли это сделать в Аргентине или же, на худой конец, в Швейцарии?

«Дарревский молодчик» ответил, что удачно оформить эту операцию не так-то легко, как многим со стороны кажется, и потребуется какая-то доля процентов, но в основе это возможно и даже выгодно во всех отношениях.

— Я не собираюсь уезжать из Петсамо в скором времени, — сказал Отто Рихтер, — и мы еще вернемся к этому вопросу.

Фон Герделеру позвонили по телефону.

— Это Швигер, — сказал он, вешая трубку. — Вы, конечно, знаете этого парня… Его лодка ночью уходит держать позицию в русских водах, и он приглашает меня к себе. Вы не желаете составить мне компанию? Соглашайтесь.

— С удовольствием бы, — ответил Отто Рихтер. — Но мне завтра рано вставать. Я должен ревизовать консервные мастерские на побережье…

— Очень жаль, — искренне огорчился оберст. — Подлодка Швигера стоит на адмиралтейской дотации: у этих лоботрясов всегда имеется хорошее шампанское.

Рихтер шутливо поднял руки кверху:

— Тогда сдаюсь. Едем…

На мотоцикле, который вел сам фон Герделер, они быстро домчали до гавани. Подводная лодка догружала запас торпед, через открытые палубные люки стальные сигары медленно уплывали внутрь ее корпуса. Рубка субмарины была украшена еловыми ветками, цветные фонарики горели на ее антеннах.