Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Примерно на две тысячи, — поправил его Поатас. — Эта цифра постоянно меняется, как и почти все здесь. В каждый конкретный момент времени большой Водопад может включать в себя три или четыре сотни отдельных водопадов.
— Так много? Я читал только о двух сотнях!
Поатас улыбнулся.
— Несколько долгих лет назад так оно и было. — Его улыбка, пожалуй, была немного натянутой. — Молодой принц явно провел некоторые изыскания, но тут книги отходят на задний план, уступая место реальности.
— Конечно! — воскликнул Орамен, и в этот миг ревущий порыв ветра с дождем сотряс дрезину. — Как быстро тут все меняется!
— Да, ваше высочество. Меняется почти все.
* * *
Резиденция мэра в Расселе была разграблена и сожжена во время штурма города. На время восстановления мать Орамена и ее новая семья остановились в прежнем герцогском дворце Хемердже.
Построенная в широкой плодородной долине столица Делдейна выросла по совершенно иному плану, нежели Пурл с его холмами. Здесь были широкие, обсаженные деревьями бульвары, разделявшие сравнительно замкнутые части города: кварталы вилл, дворцов, монастырей, торговых дворов и общественных учреждений. Внутренний город защищали не стены, а двойное кольцо каналов, над которыми нависали шесть Главных сторожевых башен, выше которых нельзя было строить ничего. Цитадель рядом с Большим дворцом была скоплением бочкообразных казарм, обнесенных стеной, — последний рубеж обороны без претензий на роскошь, точно так же, как дворец был королевской резиденцией, совершенно не приспособленной для обороны.
Все районы города были связаны между собой бульварами и — изначально — каналами, а впоследствии железной дорогой. Когда-то, после Восстания купцов, бульвары частично были застроены: между стенами кварталов и новыми зданиями остались только тесные проезды плюс узкие центральные проспекты посередине бывших бульваров. Сменились три поколения, а некоторые аристократы все еще продолжали сетовать.
Герцогский дворец Хемердже представлял собой внушительное, с высокими потолками, массивное здание с темными, плотными деревянными полами, заглушавшими звук шагов. За высокими стенами расположился старинный сад, полный лужаек правильной формы, тенистых деревьев, звонких ручейков, тихих прудов. Еще здесь имелся огород с разнообразными овощами.
Аклин, дама Блиск, мать Орамена, встретила его в холле: увидела, бросилась навстречу, обняла за плечи.
— Орамен! Мой мальчик! Неужели это ты?! Посмотрите на него — как вырос! И как похож на отца! Входи, входи. Мой Масьен был бы рад тебя видеть, но он так занят! Но ты должен прийти к обеду. Завтра или послезавтра. Масьен умирает хочет с тобой познакомиться. Он ведь стал мэром! Мэром! Правда! Этого великого города! Скажи, кто бы мог подумать?
— Мама, — сказал Орамен, обнимая ее, — я так хотел тебя увидеть. Как ты?
— Я хорошо, хорошо. Ой, не дави так сильно, глупенький, платье помнешь, — сказала она, смеясь и обеими руками отталкивая его от себя.
Аклин выглядела старше и полнее, чем ее помнил Орамен. Он подумал, что это неизбежно. Ее лицо, более морщинистое и одутловатое, чем прежде, казалось, сияло. Одета она была так, словно собиралась на бал, хотя и в фартуке поверх платья. Каштановые волосы были причесаны и припудрены по последней моде.
— Я, конечно, еще не оправилась после рождения маленького Мертиса, — сказала она. — Так ужасно! Вы, мужчины, и представить себе не можете. Я велела Масьену больше не прикасаться ко мне! Ну, не всерьез, конечно. А поездка сюда оказалась просто кошмарной, мы добирались целую вечность, но все же добрались! Столько всего интересного, столько всяких дел. Ярмарки, магазины, приемы, балы! Как тут можно предаваться унынию? Ты поешь с нами? Тут такой необычный ритм жизни! Мы по-прежнему обедаем не когда все. Что подумают люди? Мы собирались поужинать в саду — погода такая теплая. Давай с нами.
— С удовольствием, — сказал Орамен, снимая перчатки и передавая их Негюсту вместе с дорожным плащом.
Они прошли по ярко освещенному коридору, темные полы которого поглощали шаги, как толстый ковер. Принц сбавил шаг, чтобы идти рядом с матерью. Слуги выносили откуда-то тяжелые на вид коробки. Они подались назад, пропуская Орамена и Аклин.
— Книги, — сказала Аклин с ноткой отвращения в голосе. — Все совершенно непонятно, если даже захочешь прочесть. Мы сделаем из библиотеки еще одну приемную. Всякое старье попробуем продать, а остальное сожжем. Ты видел тила Лоэспа?
— Я думал, что увижу его, — Орамен заглянул в одну из коробок с книгами. — Но, говорят, он уехал в одну из отдаленных провинций. А связь тут пока еще не налажена.
— Правда, он чудо? Тил Лоэсп — он такой замечательный! Такой храбрый и отважный, такой властный. Я очень впечатлена им! Ты здесь в надежных руках, Орамен, мой маленький принц-регент. Он тебя обожает. Ты остановился в Большом дворце?
— Да. Хотя пока туда прибыл только мой багаж.
— Значит, первым делом — ко мне! Как это мило! Сюда. Иди познакомься со своим маленьким братиком.
Они вышли на террасу, где пахло благовониями.
* * *
Орамен стоял на высокой башне в громадной впадине, образованной Хьенг-жаром, и смотрел на другое крупное сооружение, которое — если верить инженерам и копателям — грозило вот-вот упасть, окончательно подточенное пенными потоками. Большая часть воды ниспадала от стоящего неподалеку Фонтанного дома, и это здание должно было стать уже вторым, чей конец приблизило необычное сооружение. Башня была узкой, кинжаловидной, но считалось, что фундамент ее пока еще достаточно прочен. Маленькие округлые мостки под ногами Орамена были надеты на кончик этого кинжала, словно кольцо. Здание, на которое он смотрел, тоже было высоким и тонким, но широким, как сабля. Кромки его сверкали в слабом серо-голубом свете Кьезестрааля.
Сияние умирающей звезды сейчас было чуть ли не единственным светом: слабая полоска на небесах, тонкая линия, тянувшаяся за горизонт, к Расселю и дальполюсу. За горизонтом, где несколько дней назад исчезли Клиссенс и Натерли, лишь существо с хорошим воображением могло обнаружить следы их присутствия. Несколько человек — видимо, с особенно острым зрением — утверждали, будто все еще наблюдают слабый красный отблеск.
И все же, подумал Орамен, глазам свойственно приспосабливаться, как и человеческому разуму. В слабом свете Кьезестрааля пейзаж был плохо виден, но большинство деталей оставались различимыми. Ему рассказывали, что, когда две звезды — Клиссен и Натерли — одновременно достигали зенита, наступала невыносимая жара, а сияние становилось нестерпимым для большинства людей. Наверное, лучше жить при таком вот приглушенном свете. Орамена пробрала дрожь, и он поднял воротник, защищаясь от колючего ветра, который разгулялся на вершине башни.
Уже выпадал снег, хотя на земле и не задерживался. Вода в реке была холодной, в тихих заводях у берегов вверх по течению образовывался лед. Поступали сообщения, что еще выше, у истоков, начало замерзать Верхнее Сульпинское море — та часть речной системы, которая первой почувствовала уход с небес двух гелиодинамиков.