Прошло чуть больше часа, и Мочалов стоял в неосвещенном тамбуре, глядя в проносившуюся за окном темень. Он не спешил входить в вагон. Хотелось побыть одному, спокойно проанализировать все, чтобы завтра снова продолжить трудный поиск в Бресте.

Славин закончил пятиминутку, и сотрудники начали выходить из ленкомнаты. Вскоре, кроме начальника уголовного розыска и Славина, никого не осталось. Дроздович положил на стол перед майором план действий. Владимир Михайлович внимательно прочитал и, возвращая план, сказал:

— В принципе все правильно, но ждать ответов — это значит терять время и, самое главное, дать возможность преступнику напасть на следующую жертву. Вы сейчас поезжайте в суд и попросите, чтобы вам показали архивное уголовное дело. Найдите данные его дружка, их вместе судили. Насколько я помню, тот раньше проживал на улице Цнянской. Не исключено, что Клавдин и сейчас пристроился у него. Затем попробуйте выяснить, чем занимается этот дружок Клавдина, с кем дружит и все прочее.

Дроздович ушел, а Славин направился к себе. Как обычно, с утра ему предстоял разбор материалов, беседа с задержанными за мелкое хулиганство и еще десяток больших и малых дел, которых у начальника районного отдела милиции всегда много.

Владимир Михайлович всегда старался четко планировать свою работу на день. В понедельник ровно в одиннадцать он должен быть в райкоме партии, где собирались секретари партийных комитетов крупнейших предприятий и учреждений района. Обычно на этих совещаниях Славину предоставляли слово, и он знакомил присутствующих с оперативной обстановкой, наиболее опасными преступлениями и происшествиями, которые произошли в районе за прошедшую неделю...

Совещание в райкоме закончилось ровно в двенадцать, и, по возвращении в отдел, майор сразу же пригласил к себе в кабинет Дроздовича, который вернулся из суда.

— Вот, Владимир Михайлович, полные данные на Клавдина и его дружка, фамилия которого Алматов.

Славин взял справку:

— Точно они! Хорошо. Побывайте дома у Алматова, только не спугните!

— Я понял. Разрешите идти?

Дроздович ушел, Славин посмотрел на часы. Через несколько минут у него в кабинете должны собраться начальники отделений...

Дроздович не торопясь шел по улице в сторону дома Алматова. После окончания высшей школы милиции он недавно был направлен в Минск и не боялся, что его могут опознать подозреваемые. По пути он обдумал несколько версий, которые могли пригодиться в разговоре с жильцами домов, куда он будет заходить.

Конечно, был и другой путь. Поговорить с участковым уполномоченным, который наверняка знает многое. Но, на беду, участковый уехал на учебу, а новый еще не назначен.

Дроздович выбрал дом, у забора которого на тротуаре было много снега, и вошел во двор. По узенькой протоптанной дорожке прошел к крыльцу. Встретила его старушка, которая, несмотря на жарко натопленную печь, была одета в теплую шерстяную кофту, а поверх еще повязала большой пуховый платок. Дроздович поздоровался и, не говоря, кто он и откуда, спокойно спросил:

— Бабушка, почему у вашего забора никто тротуар от снега не чистит?

Старушка, подслеповато щурясь, виновато глядя на гостя, начала оправдываться:

— Вы нас извините, мой старик в деревню уехал, старший сын — в командировке. Сегодня младший, как только придет с работы, сразу же почистит.

— А в доме больше нет никого, кто мог бы это сделать?

— Нет никого.

— Ну, тогда к вам и претензий нельзя предъявлять. А вот с соседа вашего мы спросим. Мужчин полная хата, а снег убрать некому.

— Это о каком соседе вы говорите?

— Я об Алматове.

— Ну, ему же всегда некогда, — старуха хмуро улыбнулась, — ему из-за водки времени не хватает. Мужиков много, но всем лень.

— Бабушка, а почему они так живут?

— Почему, спрашиваете? Алматов как пришел из тюрьмы, так сразу же пить, как и прежде, начал. Дружков десятками водит.

Хозяйка оказалась разговорчивой и, самое главное, — многознающей. Она рассказала, за что Алматов отбывал наказание, где сейчас работает и кто, кроме него, проживает в доме.

Дроздович рискнул поинтересоваться о Клавдине. Как бы поддерживая старушку, проговорил:

— Да, вы правы. Теперь и я вспомнил, как встретил однажды Алматова. Он так где-то набрался, что еле ноги переставлял. С ним, помню, был какой-то высокий мужчина, они друг за дружку вцепились и на всю улицу матюгались.

— Так это же и есть его дружок Жорка. Они вместе за свои темные дела сидели, а теперь вместе и пьянствуют.

Волнение Дроздовича всегда выдавали руки, которые беспокойно двигались, и он, зная об этом, сунул их в карманы пальто.

— А этот Жорка, или как его там зовут, где живет?

— Да у Алматова же, где ж ему еще жить. Кому он нужен?

— Вы меня так напугали, — усмехнулся Дроздович, — что я даже растерялся и теперь не знаю, заходить мне к этому Алматову? Могут и в драку броситься, если на пьяных нарвешься.

— Это точно, от них всего можно ожидать.

— Скажу, пусть с ними из домоуправления разбираются.

Дроздович шел по улице, а в душе у него все пело. Еще бы! Редко случается такая удача. Как говорится, с первого захода выяснил то, что надо было. Дроздович представлял, как обрадуется Владимир Михайлович его сообщению.

А в это время его недавняя собеседница, натянув на себя теплый кожух, осторожно выглянула из калитки и, увидев, что он уходит, быстро засеменила к дому Алматова. Она хоть и была зла на своего непутевого племянника, но после ухода гостя зашевелился в ее голове червь сомнения. И она, ругая себя за свою болтливость, бросилась к Алматову.

Алматов был дома. Они сидели вместе с Клавдиным за столом и распивали уже не первую бутылку. Старуха, запыхавшись от быстрой ходьбы, рассказала о человеке, который только что был у нее. Клавдин побледнел и, испуганно глядя на Алматова, спросил:

— Как думаешь, кто это мог быть?

— Лягавый! Если бы работник домоуправления, то наверняка пришел бы сюда.

— Что делать будем?

— Пить, — односложно ответил Алматов и, взяв в руку бутылку, спросил у тетки: — Тетка Маня, налить?

— Некогда мне, дом остался незакрытым, а воров сейчас вон сколько развелось.

— А ты не боись, — пьяно ухмыльнулся Клавдин, — сейчас все ворье пьет, — он протянул старухе полстакана водки, — на, бабка, выпей, сразу на душе веселее станет.

Старуха махнула рукой и, словно оправдываясь, сказала:

— А, выпью, вам меньше останется! — И она по-мужски, опрокинув стакан, выпила до дна, взяла со стола кусочек хлеба и, поблагодарив, ушла.