Цезарь велел разбить в окрестностях Бибракте укрепленный лагерь, в котором его солдаты могли бы некоторое время отдохнуть и залечить свои раны. После того как проконсул победил войска гельветов, эдуи решили, что римлянам лучше не перечить. Получив какое-либо распоряжение от Цезаря, они больше не пытались тянуть время. Сейчас эдуи снабжали римскую армию всем необходимым, своевременно поставляя продовольствие и строительные материалы.

За многочисленными ранеными тщательно ухаживали. Чтобы они быстрее шли на поправку, каждый день им выдавали двойную порцию пищи. Остальным легионерам тоже не на что было жаловаться: выполнив свои обязанности в лагере, одни из них, чтобы продать награбленные кельтские украшения, шли к купцам, шатры которых вновь словно грибы после дождя начали расти неподалеку от военного лагеря; другие просаживали деньги в кабаках или развлекались с проститутками. Все оружие и снаряжение убитых римскими солдатами кельтских воинов стало собственностью одного из легионов. Часть добычи было решено оставить для ауксилии, а часть продали крупным торговцам. Деньги текли рекой, и ежедневно огромные суммы переходили от старого владельца к новому.

В окрестностях лагеря появлялось все больше борделей, трактиров и кабаков. Золото творило чудеса. Каждого легионера, каким бы маленьким и уродливым он ни был, кельтские крестьяне и уличные девки встречали так, словно он был важной персоной. От него могло разить чесноком на несколько шагов, он мог громко выпускать газы, словно старый шелудивый пес, но те, кто надеялся заработать, относились к солдату как к принцу, посланному им самим Езусом. Римляне сорили деньгами направо и налево. Один легионер приносил неплохую прибыль, а с тридцати тысяч легионеров можно было получить в тридцать тысяч раз больше! Кельтам, жившим под Бибракте и в самом оппидуме, Цезарь принес не смерть и разорение, а дал возможность обогатиться. Даже гельветы, с которыми совсем недавно так жестоко обошелся проконсул, все чаще обращались к префектам с просьбой взять их на службу в один из легионов. Цезарь же был не злопамятен. Самым важным фактором, характеризующим любые его действия, он считал результат. Поэтому проконсул отдал приказ принимать в свою кавалерию гельветов благородного происхождения, которые хотели вступить в римскую армию вместе с подчинявшимися их приказам воинами. Проконсулу нужны были только всадники.

Цезарь проявил великодушие даже по отношению ко мне. Мне вручили вознаграждение, сумма которого равнялась жалованью, которое я получил бы за два года. Признаюсь, я испытывал странное чувство, принимая из рук Цезаря деньги, большую часть которых он отнял у моего народа. Но разве за всю мою жизнь хоть один богатый гельвет или раурик подарил мне хотя бы один сестерций? Мои соплеменники обошлись со мной довольно жестоко, дав понять, что я не смогу стать друидом, даже если очень этого захочу. Конечно, я уже сделал выбор: тело Ванды интересовало меня гораздо больше, чем изучение священных стихов и возможность наблюдать за движением светил по небу. Но факт оставался фактом — у меня никогда не было даже малейшего шанса отправиться на остров Мона и стать живой книгой кельтов. Думая об этом, я терял самообладание и не находил себе места. Мое сердце переполняла обида, и эта обида помогла мне принять от Цезаря столь щедрое вознаграждение.

Проконсул лично принес мне причитающуюся сумму в серебряных денариях. Положив руку на мое плечо, Цезарь посмотрел мне в глаза, и я понял по его взгляду — он хочет, чтобы мы были друзьями. Я больше не мог убеждать себя в том, будто проконсул безжалостное чудовище, которое способно творить только зло. Цезарь дал мне гораздо больше, чем кто-либо из кельтов, не состоявших в родстве со мной! В тот день я действительно гордился тем, что мог называться друидом Цезаря.

Немного позже проконсул вызвал меня в свою палатку, чтобы я с его слов записал продолжение официального отчета, содержавшего описание кампании в Галлии: «Получив от эдуев просьбу позволить им принять в своих землях племя боев, которые прославились своей смелостью, Цезарь дал согласие. С разрешения Цезаря эдуи определили территорию, на которой имели право селиться бои и (несколько позже) предоставили этому племени такие же права, которыми обладают сами, будучи хозяевами этих земель».

Записывая эти пояснения под диктовку проконсула, я едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. Любой римлянин — конечно, если он не лишен способности сопоставлять факты, — прочитав отчеты Цезаря, задал бы вопрос, почему эдуи, которые якобы обратились к проконсулу за помощью, просили теперь его же позволить им принять на своих землях племя боев. Тех самых боев, которые якобы вместе с гельветами разоряли поля эдуев. Пока я писал под диктовку проконсула, в палатку вошел Урсул и принес покрытые воском дощечки, обнаруженные в лагере гельветов. Кто-то записал на греческом языке, сколько воинов, способных держать оружие, а также сколько детей, женщин и стариков направлялись к побережью Атлантикуса. Содержание табличек совершенно не устраивало Цезаря. Он мог считать настоящей удачей для себя тот факт, что Урсул не умел читать по-гречески. Речь шла о ста восьмидесяти четырех тысячах человек, из которых сорок шесть тысяч могли держать в руках оружие. Пятьдесят пять тысяч моих соплеменников остались в живых. Значит, в течение последних нескольких недель легионы Цезаря безжалостно уничтожили более ста тысяч человек и разграбили их имущество. Проконсул велел принести ему разбавленного вина. Мы с Авлом Гиртом с нетерпением ждали, когда он продолжит диктовать отчет. Наконец, Цезарь сказал:

— Всего к побережью направлялись двести шестьдесят три тысячи гельветов, тридцать шесть тысяч тигуринов, четырнадцать тысяч латобригов, двадцать три тысячи рауриков и тридцать две тысячи боев. Девяносто две тысячи из них — воины, способные держать в руках оружие и сражаться.

В общей сложности получалось триста шестьдесят восемь тысяч человек. В соответствии с переписью, проведенной по приказу Цезаря, сто десять тысяч из них остались в живых и смогли вернуться в покинутые ими земли.

Проконсул умножил все числа на два. Вот как пишется история. Она всегда зависела и будет зависеть исключительно от желания победителя.

В то время как Цезарь составлял послания и диктовал письма, желая как можно быстрее поведать Риму о своей славной победе над гельветами, в лазаретах каждый день умирали дюжины легионеров. Утром главный медик Антоний подавал отчет о количестве умерших за ночь. Солдаты, получившие тяжелые ранения, умирали быстро, им не приходилось мучиться. Рваные раны и переломы костей врачи лечили довольно успешно, но они не могли помочь тем, у кого были повреждены внутренние органы. Довольно редко удавалось вылечить солдат, открытые раны которых начинали воспаляться и гноиться. В распоряжении главного медика Антония находилось множество специалистов. Некоторые из них раньше были мясниками, которых прямо при легионе обучили обращаться с ранеными. Они лучше врачей умели извлекать из тел солдат стрелы, кинжалы или ножи, застрявшие в мягких тканях. Оружие вытаскивали либо назад по каналу раны, либо проводили операцию таким образом, чтобы вытащить его с другой стороны. В последнем случае плоть разрезали до самого острия, захватывали предмет и извлекали его из тела раненого. Во время подобных манипуляций врачу иногда приходилось перерезать артерии или сухожилия.