class="v">Я раньше слишком зелен был,

Себе недотолковывал,

Как смолоду бы жизнь прожил,

Не будь тебя, такого вот –

Такого вот, сурового,

С «ноль-ноль», с солдатской выправкой,

Всегда идти готового

По жизни с полной выкладкой!

А вот как сорок с лишним лет

Вдали от вас исполнилось,

Невольно, хочешь или нет,

Вся жизнь с тобою вспомнилась,

С того начала самого,

В Рязани, на Садовой,

Где встретился ты с мамою

И я при ней – готовый,

Единственный и неродной…

И с первой стычки – в угол!

Теперь я знаю, что со мной

Тебе бывало туго.

Но взял меня ты в оборот,

В солдатскую закалку,

Как вотчим струсит, не возьмет,

Как лишь отцу не жалко.

Отцу, который наплюет

На оханья со сплетнями:

Что не жалеет, чуть не бьет

Ребенка пятилетнего,

Что был родной бы, так небось

Не муштровал бы эдак!

Все злому вотчиму пришлось

Слыхать от дур-соседок!

Не знаю, может, золотым

То детство не окрестят,

Но лично я доволен им –

В нем было все на месте.

Я знал: презрение – за лень,

Я знал: за ложь – молчание,

Такое, что на третий день

Сознаешься с отчаянья.

Мальчишке мыть посуду – крест,

Пол драить – хуже нету!

Но не трудящийся не ест –

Уже я знал и это.

Знал, как в продскладе взять паек,

Положеный краскому,

Как вскинуть вещевой мешок

И дотащить до дому,

Как в речке выстирать белье

И как заправить койку,

Что хоть в казарму ставь ее –

Не отличишь нисколько!

Пожалуй, не всегда мой труд

Был нужен до зарезу,

Но ты, отец, как жизнь, был крут,

А жизнь – она железо;

Ее не лепят, а куют;

Хотя и осторожно –

Ей форму молотом дают,

Тогда она надежна.

Зато я знал в тринадцать лет:

Что сказано – отрезано,

Да – это да, нет – это нет,

И спорить бесполезно.

Знал смолоду: есть слово – долг.

Знал с детства: есть лишения.

Знал, где не струсишь – будет толк,

Где струсишь – нет прощения!

Знал: глаз подбитый – ерунда,

До свадьбы будет видеть.

Но те, кто ябеда, – беда,

Из тех солдат не выйдет.

А я хотел солдатом быть.

По улице рязанской

Я, все забыв, мог час пылить

За ротою курсантской.

Я помню: мать белье кладет…

– Ну как там, долго ты еще? –

В бой на Антонова идет

Пехотное училище.

Идет с оркестром на вокзал,

И мой отец – со всеми

(Хотя отцом еще не звал

Тебя я в это время).

А после – осень, слезы жен,

Весь город глаз не сводит –

Ваш поредевший батальон

По улицам проходит.

И в наступившей тишине,

Под капли дождевые,

– Вон папа, – стиснув руку мне,

Мать говорит впервые.

– Вон папа! – Утренний развод.

Приезжему начальству

Отец мой рапорт отдает,

Прижавши к шлему пальцы.

– Вон папа! – С ротою идет,

И глаза не скосит он.

А рота – лучшая из рот,

Мишени все как сито!

Бегу к курилке во весь дух,

А там красноармейцы

Уже выкладывают вслух,

Что у кого имеется:

Что не дождешься похвалы,

Натрешь мозоль – не верит!

Что после стрельб подряд стволы

У всех аж глазом сверлит!

Гоняет в поле в снег и в грязь,

Хоть сам и хлипкий с виду…

Стою и не дышу, боясь

Нарваться на обиду.

Но старшина, перекурив,

Подбить итог берется:

– Строг, верно, строг. Но справедлив,

Зазря не придерется.

Согласен я со старшиной:

С тобой и мне несладко!

Ты как с бойцами, так со мной,

Дня не проходит гладко!

Зато уж скажешь раз в году:

– Благодарю за службу! –

Я гордый, как солдат, иду,

Похвал других не нужно.

Солдатом быть – в твоих устах

Обширнее звучало,

Чем вера в воинский устав,

Как всех начал начало.

Не всем в казарме жизнь прожить,

Но твердость, точность, смелость,

Солдатом-человеком быть –

Вот что в виду имелось!

Чтоб на любом людском посту,

Пускай на самом штатском,

За нашу красную звезду

Стоять в строю солдатском!

Так в детстве понял я отца:

Солдат! Нет званья лучшего!

А остальное до конца

Уж на войне доучивал.

Ни страха в письмах, ни тоски,

За всю войну – ни слова,

Хотя вы с мамой старики

И сына нет второго.

Лишь гордая твоя строка

Из далека далекого:

Что хоть судьба и нелегка,

Солдат не ищет легкого!

Как часто я себя пытал

Войны годами длинными:

Отец лежал бы или встал

Сейчас, вот тут, под минами?

Отец пополз бы в батальон,

Чтоб все яснее ясного?

Иль на КП застрял бы он,

Поверив сводке на слово?

Как вспомню прошлую войну,

Все дни ее и ночи, –

Ее