во всю ее длину

Со мной прошел мой вотчим.

. . . . . . . . . . . . . . .

Скажу с собой наедине,

Что годы пролетают,

А мужества порою мне

И нынче не хватает.

Не скажешь вдруг ни «да», ни «нет».

Но сердце правду знает –

И там, где струсил, лег в кювет, –

Там душу грязь пятнает.

Нет хуже в памяти рубцов,

Чем робости отметины,

За каждую, в конце концов,

Быть самому в ответе мне.

Смешно, дожив до седины,

Поблажек ждать на юность.

И есть вина ли, нет вины –

Я с жалобой не сунусь.

А все же, как тогда, в войну, –

И, может, это к лучшему, –

Нет-нет и на отца взгляну;

Как он бы в этом случае?

Я вслух об этом не спрошу,

В дверь лишний раз не стукну,

Но вот сижу сейчас, пишу

И помню неотступно,

Что свой дохаживает век

Походкою упрямой

Бесстрашный старый человек,

Невидимый судья мой;

Один из тех, на первый взгляд

Негордых и невзрачных,

Про жизнь которых говорят;

Вся, как слеза, прозрачна!

Он по бульвару в двух шагах

От вас прошел недавно,

Старик в фуражке, в сапогах

Потертых, но исправных.

В шинельке, что ни я, ни мать

Ни ласково, ни грубо

Ему не можем обменять

Десятый год на шубу.

Прошел, на лавочку присел

Со стопкой старых книжек,

Но вместо чтенья на прицел

Взял драку двух мальчишек.

И заревевшему мигнул,

Совсем как мне когда-то:

– Эк панихиду затянул!

А ведь пойдешь в солдаты…

Не обязательно войну

Старик имел в виду.

Быть может, просто целину,

Труд, подвиги, беду…

Но на чужого старика,

Сказавшего так грубо,

Мать плачущего паренька

Скривила злые губы!

Ее-то сын уж так ли, сяк

Минует лямку эту!

Способный мальчик, не дурак,

Других служить, что ль, нету?

Старик глядит глаза в глаза,

И женщина не сразу,

Но понимает, что нельзя

Сказать ей эту фразу;

Она под взглядом старика

Молчит на пользу сыну,

Уже унявшему пока

Свой рев наполовину.

Старик уходит. Он встает,

В ногах смиряя боль,

И на обед домой идет

К пятнадцати ноль-ноль.

Идет, упрямый и прямой,

Враг старости смиренной,

Злой вотчим! Добрый гений мой:

Пенсионер военный.

1956–1958

Вольные переводы 1936-1976*

Из азербайджанской поэзии*

Вагиф

Пятистишия

Я правды искал, но правды снова и снова нет.

Все подло, лживо и криво – на свете прямого нет.

Друзья говорят – в их речи правдивого слова нет.

Ни верного, ни родного, ни дорогого нет.

Брось на людей надежды – решенья иного нет.

Все вместе и каждый порознь нищий, царь и лакей –

Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.

Их всех сожрала забота, оторванность от людей,

И сколько бы я ни слышал бесчисленных их речей –

В них, кроме лжи и неправды, смысла второго нет.

Странный порядок в силу у сильных мира вступил:

Чье бы печальное сердце ты ни развеселил –

Оно тебе злом отплатит, отплатит по мере сил,

Им ненавистен всякий, кто добро совершил.

На целом огромном свете мне друга родного нет.

Ученый и с ним невежда, учитель и ученик –

Снедаемы все страстями, в плену у страстей одних.

Истина всюду пала, грех повсюду проник,

Кто в мулл и шейхов поверит, тот ошибется в них.

Ни в одном человеке чувства святого нет.

Всякий чего-то ищет, погонею поглощен.

Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.

Шах округляет земли – за ними в погоне он.

Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.

Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.

Пусть ты на людей, как солнце, свой излучаешь свет –

Но помни, что слов признанья ты не дождешься, нет.

Совесть, честь, благородство давно уж утратил свет.

Услышали мы, что где-то найден честности след.

Я долго искал и знаю – чувства такого нет.

Алхимиками я сделал множество гончаров,

В золото обращал я прах забытых гробов,

Из щебня я делал яхонт, с камня срывал покров.

В алмазы мог обращать я бляхи на шеях ослов,

Признанья искал, – но мир мне ответил сурово: «Нет!»

Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,

Он злу и добру достойного места не приберег.

В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок.

Щедрости нет у богатых – у щедрых пуст кошелек.

Повсюду царство коварства, и царства другого нет!

Я видел конец надежды, мечтаний конец пустой,

Конец богатства и славы с их земной суетой,

Конец увлеченья женской невянущей красотой,

Конец и любви, и дружбы, и преданности святой.

Я знаю, что совершенства и счастья людского нет.

Потухли глаза, старею, жизнь черней и черней.

Сколько красавиц мимо прошло за тысячи дней!

Дурною была подруга, погублено счастье с ней!

Аллах, одари Вагифа милостию своей:

Ведь, кроме тебя, на свете друзей у больного нет.

Насими

«В меня