на вас легшим бременем,

С днями этими и ночами,

Не хватало порою времени

Тосковать, как раньше, вначале,

Даже тою злою тоскою,

Приходящей вдруг по ночам:

Что другие там, под рукою,

И что пятый десяток вам;

Письма – письмами, а разлука

Уж на годы счет повела…

Даже ревность – женская мука –

Редкой гостьей у вас была.

То ли слухов не доходило,

То ли думать противно было…

А ответить совсем уж точно, –

Долгой ночью ли, долгим днем,

Не на этом сосредоточены

Были ваши мысли о нем.

На душе то лучше, то хуже,

Но под этим всем, в глубине,

Год за годом думы о муже

Были думами о войне.

И надежду, что минут беды,

Что ваш муж и сын будут живы,

Не на них одних – на победу

Вы в душе своей возложили.

Да, вы знали, это бывает:

Два письма – что их нет в живых!

А победа так опоздает,

Что придет к вам уже без них…

Но представить, что все пропало,

А они – живыми пришли, –

Просто совесть не позволяла,

Просто думать так не могли.

От войны в любую минуту

Мир души вашей был зависим.

Это правда, что вы салютов

Часто ждали не меньше писем.

9

А теперь – о самом тяжелом.

В сорок пятом, в зимнюю стужу,

Наконец-то с фронта пришел вам

Долгожданный вызов от мужа:

Чтобы вы выезжали сразу,

И такие две нежные фразы,

Даже холод прошел по коже,

Даже на него не похоже.

И уже чемодан под полкой,

И, с улыбкой слезы мешая,

Дочка просит: – Чтоб ненадолго!

– Ничего, проживешь… Большая!

И глядите почти без грусти,

Как перрон поплыл понемногу.

Как ни странно, дурных предчувствий

У вас не было всю дорогу.

Вам казалось, что все понятно:

Он вас ждет к одной годовщине,

К той, которую так приятно

Не самой напомнить мужчине!

Дело было теперь за вами,

Как в дороге не сплоховать бы,

Оказаться там, куда звали,

К дню серебряной вашей свадьбы.

И успели! К удаче вашей,

Через три гробовых метели

Лейтенант, вас звавший мамашей,

Свой У-2 дотащил до цели.

А потом с адъютантом мужа,

Вдруг на сына чем-то похожим,

Целый час еще – бездорожьем,

Ранней оттепелью, по лужам…

И, подпрыгивая на сиденье,

Все вопросы, за все три года:

– Не болел ли? Не поседел ли?

Как нога в дурную погоду?

Адъютант отвечал сурово,

Словно стоя перед ревизией:

– Никак нет, командир дивизии

Не болел. И сейчас здоровый.

Точно так. Генерал весь белый. –

А давно ль – адъютант не знает;

Прежний знал, да миной задело –

Он лишь временно заменяет.

Муж не встретил – уехал в части,

Но и тут, пока его ждали,

Что нагрянуло к вам несчастье,

В эту ночь вы не угадали.

Только утром, когда при встрече,

Весь залеплен грязи кусками,

Он, не сняв шинели, за плечи

Взял вас дрогнувшими руками,

А глаза его затосковали,

Молча, мимо глядя куда-то…

Словно сердце вам оборвали

Тем нелгущим взглядом солдата.

«Что, убит?» – о сыне спросили

Тоже молча, глазами только.

И почти нелюдским усильем

Деревянно сели на койку.

Утешать вас даже не пробуя,

Муж сидел, говорил, как было…

Зная сам, что оба до гроба вы

Не смиритесь с этой могилой.

– Посылать тебе извещенье

Не хотел… Хотел тебе сам… –

И, как будто просил прощенье,

Гладил, гладил по волосам.

Вы сидели не живы словно –

Умереть, заснуть, не вставать бы…

Так вы встретили, Марья Петровна,

День серебряной вашей свадьбы.

10

А назавтра «виллис» заправлен

Так, чтоб сделать двести и двести:

Генералу к соседу справа

Надо съездить с женою вместе.

Все оформлено по закону:

Сам командующий по телефону,

Материнского горя ради,

Разрешил отлучиться на день.

Зная, как возить генерала,

Жал водитель на девяносто!

Аж брезент на лету сдирало

Да мелькали польские версты.

А жена с генералом рядом

Села, руку рукою сжала

И ни влево, ни вправо взгляда,

Словно тут сто раз проезжала.

Как впилась в стекло ветровое,

Так и смотрит – даже обидно,

Будто видит что-то такое,

Что другим никому не видно.

Генерал ей и то и это:

– Не замерзла? Не продувает? –

А она на все без ответа,

Только руку крепче сжимает.

Да, он прав был, этот водитель.

Всю дорогу в метели волнах

Вам казалось, что вы глядите

На далекий маленький холмик.

Где лежит на землю уроненный

И землею той же прикрытый

Сын ваш – месяц назад схороненный,

Но для вас – лишь вчера убитый.

И когда вы наземь слезали

У фанерного обелиска,

Вы все это издали знали –

Только вдруг увидели близко.

Вы не плакали, не рыдали,

А дрожа, как в лютую стужу,

Молча два часа простояли,

Опираясь на руку мужа.