– Нет. Он не молод, упрям и с причудами. Но он стойкий, надежный и заботливый. Человек, который всегда хорошо обращался с женщинами. Вежливый и добрый. Он будет хорошо заботиться о ней и о ребенке. – Я улыбнулся и, зная, что говорю чистую правду, добавил: – Он убьет любого, кто прикоснется к ним хоть пальцем.

– Надежный, добрый и заботливый? Хорошо обращается с женщинами? – Голос Старлинг повышался, в нем был притворный интерес – Ты знаешь, какая это редкость? Я хочу с ним познакомиться, если только твоя Молли его отпустит.

На мгновение я забеспокоился. Я вспомнил день, когда Молли дразнила меня, она говорила: я лучшее, что вышло из конюшен со времен Баррича. Этот комплимент показался мне сомнительным, и она сказала, что Баррич пользуется уважением среди женщин, несмотря на всю свою отчужденность и молчаливость. Может быть, она сама когда-то присматривалась к нему? Нет. Это меня она любила в тот день, прижимаясь ко мне, хотя мы и не могли пожениться.

– Нет. Она любит меня. Только меня.

Я не хотел произносить это вслух. Какая-то нотка в моем голосе, видимо, что-то затронула в душе Старлинг. Она перестала терзать меня.

– О, тогда хорошо. И все-таки, думаю, тебе лучше дать ей знать. Пусть у нее будет надежда.

«Я это сделаю, – обещал я себе. – Как только доберусь до Джампи». Кетриккен найдет какой-нибудь способ послать весточку Барричу. Это будет короткая туманная записка – на случай, если ее перехватят. Я только попрошу его сказать ей, что я жив и вернусь к ней. Но как передать эту записку Барричу?

Я лежал молча и смотрел в темноту. Я не знал, где живет Молли. Об этом, вероятно, знает Лейси, но я не могу связаться с ней втайне от Пейшенс. Нет. Никто из них ничего не должен знать. Надо найти кого-то, кому можно доверять. Не Чейда. В нем я не сомневался, но вряд ли кто-нибудь знает, как его найти, даже если он известен под собственным именем.

Где-то в амбаре лошадь ударила копытом в стенку стойла.

– Почему ты молчишь? – прошептала Старлинг.

– Я думаю.

– Я не хотела огорчить тебя.

– Ты этого и не сделала. Ты просто заставила меня задуматься.

– О! – Она вздохнула, – Я так замерзла.

– Я тоже. Но снаружи еще холоднее.

– От этого мне ни чуточки не теплее. Обними меня.

Это была не просьба. Она уткнулась мне в грудь. От нее хорошо пахло. Как это женщины умудряются всегда хорошо пахнуть? Я обнял ее, испытывая благодарность за мягкое тепло, но чувствуя себя неловко.

– Так лучше. – Я чувствовал, как ее тело расслабилось рядом с моим. Она добавила: – Надеюсь, у нас будет возможность вымыться.

– Я тоже.

– Не то чтобы от тебя так уж плохо пахло…

– Спасибо, – кисло проговорил я. – Не возражаешь, если я немного вздремну?

– Валяй. – Она положила руку мне на бедро. – Если это все, что ты можешь придумать.

Я набрал в грудь воздуха. «Молли», – сказал я себе. Старлинг была такой теплой и близкой, от нее так прекрасно пахло. Обычаи менестреля делали пустяком то, что она предлагала. Для нее. Но чем на самом деле была для меня Молли?

– Я сказал тебе, что женат. – Это было трудно выговорить.

– Угу. И она любит тебя, а ты ее. Но мы здесь одни, и нам холодно. Если она так сильно любит тебя, неужели она не пожелала бы тебе немного тепла в такую холодную ночь?

– Она бы не только не пожелала. Она бы оторвала мне голову.

– Ах, – Старлинг тихо засмеялась мне в грудь. – Понимаю. – Она мягко отстранилась. Мне хотелось протянуть руку и привлечь ее к себе. – Тогда нам, наверное, лучше лечь спать. Спокойной ночи, Фитц.

И я заснул, но не сразу и не без сожалений. Ночь принесла резкий ветер, и когда поутру двери амбара были отперты, нас приветствовал свежий снег. Я боялся, что, если он станет глубже, у нас будут серьезные проблемы с фургонами. Но Ник казался уверенным и спокойным, уводя нас. Он ласково попрощался со своей женщиной, и мы снова двинулись вперед. Он вел нас другим путем, мы пробирались по бездорожью, и в некоторых местах снега было столько, что фургоны с трудом катили по нему. Часть утра Старлинг ехала рядом с нами, но потом Ник послал за ней человека. Она поблагодарила его за приглашение и быстро присоединилась к контрабандистам.

Ранним вечером мы снова выехали на дорогу. Казалось, мы мало что выиграли, столько времени избегая проторенной дороги, но, без сомнения, у Ника были на то свои причины. Возможно, он просто не хотел прокладывать хорошо заметную дорогу к своему убежищу. Этим вечером мы укрывались в каких-то полуразвалившихся хижинах на берегу реки. В покрытых камышом крышах были дыры, так что на полу лежал снег, а перед дверью намело целый сугроб. У лошадей вовсе не было никакого укрытия, если не считать подветренной стороны хижин. Мы напоили их и покормили зерном, но сена не было.

Ночной Волк пошел вместе со мной собирать хворост. Топлива было приготовлено вполне достаточно, чтобы сварить еду, но не хватило бы, чтобы поддерживать тепло всю ночь. Пока мы брели вниз по реке, разыскивая плавник, я размышлял о том, как все изменилось между нами. Мы разговаривали меньше, чем прежде, но я чувствовал его теперь лучше, чем когда-либо раньше. Возможно, у нас было меньше необходимости разговаривать. Но мы оба переменились за время, проведенное врозь. Теперь, когда я смотрел на него, то иногда видел в первую очередь волка, а потом уж своего спутника.

Я полагаю, что ты наконец начал уважать меня настолько, насколько я этого заслуживаю.

В этой шутке была доля истины. Он внезапно появился в полоске кустарника на берегу реки слева от меня, легко перескочил через заметенную снегом дорожку и каким-то образом умудрился исчезнуть среди сугробов и голых колючих кустов.

Ты больше не щенок, это верно.

Мы оба уже не щенки. И в этом путешествии оба поняли это. Ты больше не думаешь о себе как о мальчике.

Я молча пробирался сквозь снег и раздумывал об этом. Я не помнил, когда осознал, что стал наконец мужчиной, но Ночной Волк был прав. Странно, но на мгновение мне стало жаль, что парнишка с гладким лицом исчез навсегда.

Думаю, что мальчик из меня был лучше, чем мужчина, печально признался я волку.

Почему бы не подождать, пока ты побудешь им некоторое время, а потом уж решать? — предложил он.

Дорога, по которой мы шли, была шириной как раз с телегу и выглядела просто снежной полоской земли. Ветер усердно сметал снег в сугробы. Я шел ему навстречу, и мой лоб и нос вскоре загорелись от его грубых поцелуев. Местность не сильно отличалась от той, по которой мы ехали последние несколько дней, но казалась мне совершенно другим миром, потому что я двигался в обществе одного только волка, совершенно бесшумно. Потом мы вышли к реке.

Я встал на берегу и посмотрел на ту сторону. Местами на берега намерз лед, и на кучах деревьев, плывших по реке, лежали груды грязного снега. Бревна быстро подпрыгивали, что говорило о силе течения. Я пытался вообразить реку полностью замерзшей и не смог. На другом берегу этого бурного потока были подножия гор, заросшие вечнозелеными деревьями. Перед ними была равнина дубов и ив, спускавшихся к самому краю реки. Я полагал, что именно здесь вода остановила огонь много лет назад. Интересно, неужели на этой стороне реки когда-то было столько же деревьев?