— Ламия… где ещё есть ключ? Поблизости… Дверь толстая. Её не выбить… мы пытались. Гореть… она… будет долго, — пытаясь подняться на четвереньки, рассуждала Дарана сквозь кашель.

— От башни всего три ключа, — прошептала Ламия, в ужасе прикидывая сколько времени Реле и остальным понадобится, чтобы оббежать все коридоры и лестницы, и что за это время может случиться с её сыном в огненном аду.

Дарана и одна из стражниц от огня сильно пострадали, обоих пыталась осмотреть Олин, но бывшая глава охраны от неё отмахивалась, словно не чувствовала боли от ожогов на руках и ногах.

— Что там может гореть? — отчаянно спросила Ламия. — Там же везде камень.

— Там горячительное масло повсюду разлито. Оно и горит, — ответила Дарана. — Не пройти. Мы там всего минуту пробыли и загорелись. Попытались выбить дверь, но ничего не получилось. И дышать невозможно, — добавила она отчаянно со слезами на глазах не понятно от чего: от дыма или горя.

— Не выжить ему там, — услышала Ламия слова, которые не отважилась произнести ни одна из девушек, хотя все должны были это понимать, глядя на языки, высовывающиеся из прохода. Рядом с королевой на полу обнаружилась Валиния со слезами на щеках.

Ламия снова отчаянно задергалась.

— Пустите меня! Пустите! Ратор! Ратор!

— Госпожа, успокойтесь. Без ключа там делать нечего! — попыталась перекричать девушка, которая удерживала её.

— Он ещё жив? Он кричит? — спросила Валиния и Ламия замолчала, прислушиваясь.

— Нет, — ответила с горечью Дарана. — Я ничего не слышала в комнате.

— Нет! Нет! Только не это! — заорала Ламия с новой силой, волоча к огню девушек, которые её пытались удерживать. — Пустите меня к сыну! Пустите!

— Ламия! — услышала она крик мужа позади и обернулась. К ним бежали мужчины, возглавляемые Никандром. — Что произошло? Ты в порядке? Где Ратор? — зачастил он, поспешно приближаясь.

— Внутри! — с надеждой посмотрела она, а потом вдруг изменилась в лице, кидаясь к нему. — Нет! Нельзя! Там везде огонь! Он уже мёртв! Нет!

— Что ты несешь? Почему вы его не спасаете? С дороги!

— Нет! Ты там умрёшь! Стой!

Из захвата девушек королева всё-таки выбралась, кидаясь наперерез Никандру, устремившемуся к огню, и пытаясь поймать его за куртку.

— Нет! Стой! Ника-а-андр! — она упала ему под ноги, попыталась схватить за ногу, но сжала воздух. Через неё кто-то перешагнул, одна из девушек схватила её за шиворот халата, оттаскивая с пути мужчин, которые последовали за королем в огонь.

— Ника-а-андр! — надрывно закричала она, перебирая ногами, пока её тащили по полу в сторону от огня. Олин держала её за руку, кто-то, кажется, ухватил за волосы, полы халата рвались, зацепляясь за выступы каменного пола, но Ламия не чувствовали ни боли, ни тем более унижения. Ею владела истерика от осознания, что теперь она потеряла не только сына, но и мужа.

Она плохо понимала, что происходит. Глаза заволокло пеленой слез, горло сдавило от отчаяния. Ей казалось, что на этот раз она точно умрёт от сердечной боли. Она пыталась вырваться, бесполезно перебирала ногами, пробовала подняться, бессвязно кричала, мотала головой из стороны в сторону, отталкивала от себя чужие руки.

— Госпожа! Госпожа! — пыталась докричаться до неё Олин, сев перед Ламией на пол. — Посмотрите на меня! Успокойтесь!

— Я спокойна! Спокойна! — сквозь слезы и собственные вопли заорала Ламия в ответ, вырывая в конце концов одну из рук и вытирая глаза, чтобы различить, что происходит. — Идите за ними следом! Вытащите оттуда Никандра! — приказала она девушкам у полыхающего входа.

— С ним трое мужчин, — ответила Олин вместо них. — Если у Его Величества есть ключ, они смогут войти в комнату. Надо подождать.

— Нет! Они задохнутся! Сгорят!

— Госпожа, помолитесь! — вдруг крикнула Олин не ласково и заботливо, а агрессивно и зло, ударив Ламию по бедру.

Обе женщины испуганно уставились друг на друга — не только королева не ожидала, что девочка-одуванчик посмеет её ударить, но кажется и сама Олин была в шоке от собственных действий. А сделав, сильно испугалась.

— Я не… простите, — пробормотала она невнятно, но Ламия вместо того, чтобы продолжать истерику или дать отпор, вырвала у служанки вторую руку, переплела пальцы обоих ладоней, прислонила их к губам и тихо зашептала:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — она толком даже не могла сформулировать своего желания, не то, чтобы вспомнить заговор из материнской книги, поэтому просто бубнила одно слово и рисовала в мыслях образы мужа и сына.

Мужчины не выходили, казалось, целую вечность, но вот, наконец, в огне показалось движение. Девушки сжали заранее приготовленные покрывала, приближаясь к кромке огня, а стоило одному горящему телу вывалиться, как его тут же окружили, туша и сбивая пламя. Ламия тоже сдернула с плеч одеяло, которым её пытались прикрыть, и кинулась к вышедшему, туша огонь на куртке и пытаясь заглянуть в лицо.

— Никандр, — облегченно выдохнула она, когда он начал перебирать ногами и руками, пытаясь подняться на четвереньки и вздохнуть.

Его подхватили подмышки несколько девушек и потащили в сторону от огня. Ламия последовала за ними, на ходу оборачиваясь в поисках Олин. Та следовала за ней и стоило ей обернуться, тут же передала пластину, поняв взгляд Госпожи.

— Возьми в рот, — склонилась она вновь над мужем, засовывая ему в рот пластину из корня. Тот, громко кашляя, попытался отвернуться. — Это поможет дышать, — пояснила она, смотря на его руки, на которые он опирался, и понимая, что в них ничего нет. Он ничего не вынес из огня.

Никандр послушно открыл рот, взял лекарство, ещё некоторое время кашлял, задыхаясь, пока она без разбора мазала его шею и лицо мазью от ожогов. Ламия старалась концентрировать внимание только на нём, полностью игнорируя шум позади, а также горе от потери сына. А Никандр тем временем продолжал попытки подняться на ноги, несмотря на боль от ожогов и нехватку воздуха.

— Подожди. Лежи. Мы тебя вынесем отсюда, — попросила Ламия, нажимая на его плечи и не давая подняться.

— Ратор… — прохрипел Никандр, всё-таки поднимаясь на четвереньки. — Он… там… — он дернул подбородком куда-то вперёд и снова попробовал подняться. — Помоги мне.

— Где? — с новой надеждой переспросила Ламия, баночка с мазью выпала из её рук, а она схватила Никандра за обожженную руку, рывком заставляя подняться на ноги.

— На… крыше, — пробормотал он, указав на стену. Ламия непонимающе покачала головой, а он, больше не теряя времени на разговоры, захромал в противоположную от башни сторону.

— У него шок, — понял кто-то из служанок.

Ламия растеряно посмотрела в сторону удаляющейся спины мужа и обернулась. У входа в башню продолжали суетиться девушки. Все трое мужчин, сопровождавшие Никандра, вышли и теперь кашляли, а им оказывали первую помощь. Кроме них на полу лежал намного больше пострадавший человек, тело которого огонь обезобразил практически до неузнаваемости. Если бы не клок рыжих волос, Ламия бы даже не поняла, что это женщина, не то, что догадаться, что это Рамилия. Над ней уже склонилась Олин, раскрывая рот и вкладывая туда те же корешки, что дала и Никандру. Судя по её действиям, Рамилия ещё была жива. Правда с такими повреждениями кожи, Ламия сомневалась, что она выживет.