— Что? — тут же подскочила Ламия, садясь.

— Ты говорила, что не помнишь, как перенесла его из колыбели.

— Да… но…

— Не перелетел же он туда.

— Но… я могла его перенести. Я сильно устала в тот день, еле до кровати дошла, засыпала на ходу… У тебя что никогда не было такого, чтобы ты что-то делал в полусне?

— Чтобы совсем ничего не помнил потом — не было. Случалось так, чтобы мне казалось, что я сделал это во сне, а оказывалось потом что наяву: ответил или переложил что-то. Но потом я мог это вспомнить, хоть и казалось, что мне это приснилось… А тебе так казалось?

Ламия задумалась, напрягая память, а потом покачала головой.

— Давно это было. Не помню, — призналась в конце концов. — Но если это правда…

— Не ты убивала ребёнка, — закончил за неё Никандр, вновь притягивая её к себе и крепко обнимая.

Оба устремили взгляд к колыбели Ратора, которая была приставлена вплотную к их кровати со стороны Ламии. Сын спал, что было неудивительно, учитывая, что за окном уже давно сгустилась ночь. Родителям же было не до сна: в последние дни они только и делали, что оглядывались, прислушивались и всё время были настороже. Загадочный убийца с ядом пугал обоих. А Ламию ещё больше, потому что она продолжала верить и в проклятье.

— А может… тебя толкнули? — прошептал нерешительно Никандр, намекая на смерть её второго сына. Она поняла его без слов и покачала головой.

— Нет. Это слишком ужасно…

— По сути с Ратором ничего плохого ещё не произошло благодаря здешнему проклятью, которое сопровождает мужчин.

— Даже если его раздел убийца, то как ты объяснишь, что он выпал из рук Дараны?

— Никак. Он не пострадал совершенно. Пострадал я, будто…

— Проклятье направлено на тебя? — уточнила Ламия.

— Да.

— Мне очень страшно, — призналась женщина, пряча лицо в сгибе между его шеей и плечом, он обнял её крепче. — Побыстрее бы твой Вар нашёл убийцу.

— Найдёт. Не переживай. Он уже продвинулся так, как никто из твоих следователей.

— Угу, — подтвердила Ламия, а через некоторое время печально пробормотала: — Я рада, что ты приехал. Если бы ты не заставил меня кормить Ратора… вдруг бы его действительно отравили?

Никандр поцеловал её в волосы.

— Спи.

Однако несмотря на оптимистичные прогнозы Никандра, дальше следователь Шерана не продвинулся ни за неделю, ни за месяц, ни за два. Либо Вар был прав и своей настороженностью, а также чередой проверок в замке, они спугнули убийцу, либо тот решил выждать время после неудачного покушения на принца.

Шли дни, убийца не находился, Дарану и других стражниц допросили и выпустили, понизив в должностях, проинспектировали все комнаты на предмет белого воска, привыкли обходиться без супов и напитков с ягодами. Все становилось на круги своя, а королевские обязанности обоих правителей, связанных словно цепью, копились, проблемы множились. Оказалось, что не только Никандру, как молодому и неопытному королю, трудно править Шераном из Салии, но и Ламии вдруг стало не до своих дел в изменившихся условиях.

— Не дергайся, — шипела сквозь зубы она, обнимая месячного сына одной рукой, а второй удерживая перед глазами лист бумаги и пытаясь читать. Однако у неё ничего не получалось. Вернее, она читала и даже по несколько раз каждое предложение, но ничего не понимала. Ратор ещё неуверенно держал голову, поэтому она раскачивалась в разные стороны и вместо того, чтобы раздумывать что делать с недостатком ткани и с кем заключать договоры о поставке, она ловила затылок сына либо целовала его в лоб, если он её со всей силы бил в подбородок, неловко отклонившись, а затем вернувшись на место. — Тихо. Не ерзай.

— Давай я подержу, — предложила Рамилия, наблюдая за тем, как Ламия изгибается следом за сыном и вновь расправляет бумагу перед глазами.

— Нет, все нормально, — устало вздохнула королева, когда сын в очередной раз ударился о её щеку и попытался пососать подбородок. — Это я сегодня точно дочитаю, — упрямо сказала Ламия, вытирая слюнявый рот ребёнка и поворачивая его другим боком к себе. Теперь он бился затылком о её ключицу и продолжал с любопытством водить глазами из стороны в сторону, осваивая все возможности поднятой головы.

— Положи его хотя бы.

— Закричит, — наученная горьким опытом ответила Ламия.

— Конечно, закричит. Ты же его с рук не спускаешь, — заметила Рамилия неодобрительно. — Почему ты мне его не доверяешь? — обиженно пробормотала она.

— Я не только тебе его не доверяю, а вообще всем, — заявила Ламия вновь перехватывая сына.

И это было правдой. Ламия не спускала Ратора с рук и если сначала доверяла его Никандру, то увидев пару раз, как тот споткнулся и чуть не выронил сына, перестала поручать и ему своё сокровище. Изредка к Ратору допускалась бабушка, но и то только когда матери необходимо было принять ванну или поесть.

К материнству, кстати сказать, Ламия привыкла довольно быстро, даже несмотря на неудачное начало. Сын ей действительно достался требовательный, но она, сцепив зубы терпела его капризы, потому что взамен получала нечто большее. Она чувствовала свою нужность ему и получала от этого удовольствие. Он безошибочно узнавал её и тянулся. Особенно Ламии это нравилось, когда она входила в комнату, где с Ратором сидела бабушка, тот слышал её голос и тут же начинал орать, требуя взять на руки.

Когда она надеялась, что с появлением ребёнка, её одиночество развеется, она не ожидала такого эффекта и тем более не ждала, что в комплекте с ним идут ещё и деятельный отец и ворчливая бабка.

С Валинией Ламия так и не нашла общий язык, но они старались терпеть друг друга и хотя бы быть вежливыми, однако Никандру продолжало доставаться от обеих: одна требовала развода, другая — отослать родственницу далеко и надолго. И даже чудесное исцеление короля не заставило их помириться. Однако они явно нашли друг друга, потому что как бы плохо Ламия не относилась к свекрови, но сына доверяла только ей, а Валиния в свою очередь в замке начала приходить в себя после затяжной депрессии из-за смерти старшего сына и внуков. И не последнюю роль в её исцелении сыграла Ламия, которая не только отпаивала пожилую женщину своими чудо-чаями, но и несколько раз выслушала её и утешила ведь кто, как не она, понимал, что такое потеря ребёнка.

Несчастья в замке не закончились, даже несмотря на то, что убийца затаился и после смерти лекаря не умер больше никто. Мужчинам в замке продолжала сопутствовать неудача. Они и падали, и ранились, и травились, и давились, и обжигались. Олин всё также носилась из комнаты в комнату со своим чемоданом, рвала ткани на повязки и готовила зелья. Однако воины Шерана словно были заговорены — все пятеро мужчин, если не здравствовали, то хотя бы были живы.

— Тебе не кажется это странным? — поинтересовался однажды Никандр у жены, пеленающей сына на кровати. — Лекарь пробыл здесь всего несколько минут и тут же свалился с коня, а мы уже сколько живем — и ничего.