— Кастет, на! Ты, блин, оторвись от игрушки, да? — Помяни черта — так вот и он. Гоблин орет, отрывает от мечтаний. Да прав он… Замечтался я, все застит зверь зеленый.

Я типа как у Мишки на подхвате — со стороны слушаю, потом анализировать будем. К разговору подключусь только при необходимости, например, если со стороны сербов еще кто-нибудь подойдет.

Ну, и наблюдаю слегонца, сами видите как.

Огляделся — а все спокойно! Че орать было? По степи кругозор шикарный, в этой местности холмиков степных уже нет, только в лесу, так что видно далеко и четко. Три группы деревьев, островками, но они почти не мешают, практически прозрачны. Заметил, что у меня зрение лучше стало. Я и так без очков все вижу, но тут — как у кондора. Или воздух такой, или виды стимулируют.

Тут не только Гоблин на всю степь блажит, секретчики, на.

— Ти си мушкарац у годинама, али понашаш ако мала беба! — закончил словоизвержение Марко Якшич, старшина сербской общины.

Здоровый такой мужичина, рожа бандитская. До Гоблина ему, правда, далеко, но тоже нехило смотрится. Из Белграда, между прочим, полиционер тамошний. Был.

Парнишка-серб, чернявый тихушник лет четырнадцати, встрепенулся, перестал что-то петь себе под нос и тоже ударился с поспешной внимательностью оглядывать округу — он «ломит часового» подальше, у парня выносной пост, так сказать. Мечтает о девушках и о подвигах. О дизельном «Арктик-кэт» мечтать ему еще по сроку службы не положено. Вот и дергает его сербский старшина, типа: «Ты уже взрослый мужчина, а ведешь себя как маленький ребенок!»

Молодой огрызается, рычит в ответ волчонком: «Полако!» — и уже не в первый раз. Правда, так, чтобы я этот рык услышал, а Марко нет. Я теперь уже знаю, что это значит — «Успокойся!»

Сегодня мы вполне мирно и дружелюбно, я бы даже сказал, с братской любовью сидим у сербов, на ничем не приметной поляне общинного лагеря и ждем окончательного ответа. А вчера мы с ними воевали в полный рост.

Место тут неприметное, единственная зацепка — три эти самые кущи.

Напротив них, в глубине леса, и стоит замаскированный лагерь сербов. Если смотреть по схеме, то это примерно на двадцать километров севернее французов. Так мы прикидываем, постоянно сверяясь с «Дунканом» и с поставленным в степи стационарным радиомаяком «Kannad»: такой на «вертушки» ставят. Юрик пошаманил, впихнул штырь антенны, отключил один из двух каналов, теперь прибор должен отработать четыре дня. Подобных радиомаяков у нас три — первый поставили через сто километров пути. Второй желтого цвета ящичек прикручен к курсирующему по Сене «Дункану».

По прибытии нашей мини-колонны к лесной полосе, отделяющей степь Междуречья от Сены, мы повернули к северу и пошли вдоль массива, начали неспешно чесать местность, периодически гудеть и обращаться к партизанам, чтобы те выходили на свет белый.

Понимая, с кем ассоциируется у местного люда напуганного такое средство передвижения, как квадроцикл, мы загодя воткнули в корму гоблинской машины длинный стержень с Новым Российским флагом. Сейчас на триколоре красуются две звезды — мы и чехи. Мало пока.

Никого до сей поры не встретили.

И вот нарвались на сербов… Кто же знал, что они настолько злы и решительны? Я ехал первым, достаточно близко от кромки леса: тут рельеф ровнее. И на подходе к этим чертовым кущам в нас отважно всадили из гладкого ствола.

Гоблин сразу опознал звук и рявкнул:

— Вправо, на! Ходу!

Ну, мы резво отскочили на безопасную дистанцию, метров на сто, и встали: тут картечь не достанет. Сами укрылись и сидим, думаем, что делать, как общаться.

— Сука, Кастет, нет, ну ты видел? На хрена мы флаг повесили, а?! — Сомов свирепел на глазах. Высунул голову и проорал так, что все птички в ближней степи снялись и ушли в преждевременный перелет на юг.

— Дебилы! Алло! Вы там че, реально к бревну прибиты?! Мы же русские! Спецназ генштаба ГРУ, на!

Тишина.

Высунулись попуще… Мать моя, на экране атака индейцев! Трое хлопчиков выстроились на опушке, задрали повыше самые настоящие длинные аглицкие луки и залпом в нас — хренак!

— Ах, вы ж козлы! Какого же болта! — Гоблин, как пушинку, воздвиг тяжелый ПКМ[29]с пристегнутой «соткой» на седло.

— Гоб, мля, не чуди! — крикнул я. — Это наши! Младшие братья!

— Вот и пусть осознают, кто тут старший брательник, — ответствовал Сомов и всадил очередь по верхушкам деревьев. Хорошо прозвучало, убедительно.

Команчи тут же синхронно рухнули в мураву и поползли на запасные позиции к березкам.

— Вам там что, башни смяло?! — Уже и я не выдержал, крикнул так, что аж легкие заболели. — Да мы за вас тут жизнью своей… — и пошел крыть частым матом, даже и повторить неприлично.

И тут краснокожих прорубило:

— Рускинь! Святозар, то русские!

— Родное! Матерни иезик!

Это я уже потом узнал, что у сербов выражение «матерный язык» означает «родной язык». А то уж подумал, что слова святые подействовали.

Ну, Гоблин машинку опустил, пошел морды бить, я за ним.

А навстречу — четверо мужиков… таких, реальных. Бегут, улыбки шире плеч, хохочут. Надо же, луки настоящие! А что, тиса тут в лесах хватает. Не скажу, насколько они боевые, но выглядят добротно — чувствую, мало не будет. У одного, явно главного, в руках полуавтомат «браунинг».

И пошли у нас тут обнимания-братания, а потом терки in Mejdunarodny Mashtab.

Представили всех, зазвучали имена Святозар, Мила, Златко, Пеца, сразу запомнившийся сочетанием имени и фамилии Бранко Бранкович, Любомир…

История монокластера такова.

Во-первых, и что самое главное, они сберегли всех своих женщин и детей.

Во-вторых, свою базовую «локалку» профукали.

Опять арабы, опять моторизованной бандой… Но к тому времени сербы уже обзавелись деревянным стрелковым оружием, а длинного нарезняка у египтян не было, короче, монгольского наскока у бандитов не получилось. Однако и сербам отстоять «локалку» не вышло — поселенцы ушли в лес. Но перед этим они все же ухитрились завалить одного наездника, успели забрать ствол и патроны, последних на сегодня осталось восемь штук. Квадрик людям Якшича захватить не удалось: их отжали. Потерю квадроцикла Марко до сих пор воспринимает крайне болезненно.

Но еще больше сербы переживают воровство арабами ностальгической продукции автопрома СФРЮ, машин «Zastava 1500 combi» и «Zastava 850», желтенькой, как особо отметил безутешный Марко. Расценивают как потерю Символа. Однако сербы потеряли далеко не все: силен в этом народе партизанский дух, привычка к затяжным войнам. По настоянию Марко они еще загодя сделали себе схрон, куда и перетащили из старой корзины примерно треть яиц. Продукты, одежда и еще кое-что по мелочи. А вот обуви не было, поэтому на ногах у трех мужчин — «мокасины Гайаваты из оленьей мягкой кожи».