– Не время сейчас кому-либо в этом доме поддаваться чувствам. А насчет того, что нам делать… Я лично вижу только один путь. Надо собирать деньги для выкупа. Сумма, вероятно, потребуется значительная. Думается, это самый верный способ вернуть корабль и уцелевших членов команды живыми и более-менее здоровыми…-Она тряхнула головой. – Честно говоря, у меня зубы болеть начинают от мысли, чтобы выкупать то, что и так нам принадлежит… Вот только иначе мы «Проказницу» навряд ли вернем. Быть может, нам повезет, и мы сумеем переправить туда деньги и получить обратно корабль… Но, между прочим, Брэшен прав… Слыхала я про этого капитана Кеннита. Как же… Так вот, если уж он погнался за «Проказницей» и сумел ее взять, то, скорее всего, намерен оставить себе. А значит, мы можем только молиться Са, чтобы у него хватило ума оставить живыми членов семьи и кого-то из знакомой команды, чтобы Проказница не свихнулась… Это я для тебя говорю, Малта. Видишь, у меня тоже есть резоны желать, чтобы твои отец и брат жили и здравствовали…

И Альтия сумела даже вымучить нечто вроде улыбки. Потом продолжала:

– Завтра вечером торговцы Удачного собираются на Совет. Будет слушание жалобы семейства Тенира по поводу сатрапских таможенных пошлин, присутствия в гавани калсидийских сторожевиков… так называемых… и рабов в Удачном. Я пообещала Грэйгу прийти туда и всячески поддержать его отца. Мама, Кефрия! Вам также следует непременно пойти. И других, кого сумеете, с собой позовите! Настало время нам, торговцам, разуть глаза и увидеть, что происходит вокруг! Пираты совсем обнаглели и творят форменный беспредел, и благодарить нам за это надо сатрапа… Это я все к тому, что можно будет улучить благоприятный момент и рассказать, что случилось с «Проказницей». Если не удастся склонить весь Совет к тому, чтобы нас выручить, хоть попросим помощи у других семей, где есть живые корабли. Это ведь не только на нас отзовется, но и на всех!… И ты, Малта, пожалуйста, не обижайся, но, на мой взгляд, все случилось в первую голову из-за рабства. Если бы Кайл не превратил «Проказницу» в судно для перевозки невольников, с ней не стряслось бы несчастья… Все очень хорошо знают, что этот пират, Кеннит, гоняется в первую очередь за работорговыми кораблями. Общеизвестно также, – произнесла она чуточку громче, видя, что Малта собралась было перебить, – что калсидийские каперы торчат у нас в порту именно из-за возросшей угрозы пиратства. Если Удачный займется пиратами самостоятельно, нам, может, удастся доказать сатрапу, что нам без надобности его сторожевики. И что платить за них мы не будем… – Она посмотрела в окно, за которым догорал вечер. – Ну, а коли мы преуспеем, то, чего доброго, Удачный проснется окончательно и поймет, что ни Джамелия, ни сатрап ему давно уже не нужны… Что он сам вполне способен за себя постоять!

Эти последние слова она произнесла очень негромко. Но в комнате стояла такая тишина, что каждое было услышано очень отчетливо.

Потом Альтия глубоко вздохнула, ее плечи поникли.

– Есть хочу, – пожаловалась она. – Глупость какая… Брэшен приносит самые поганые новости, какие только вообразить себе можно, а брюхо знай твердит: «ужинать пора!»

– Что бы ни случилось, тело старается выжить, – проговорила Роника тоном человека, не понаслышке знающего, что такое выживание. Она пересекла комнату, двигаясь так, словно у нее разом затекли суставы, и протянула руку внучке: – Малта, послушай… Альтия права. Надо прекратить ссориться и действовать как одна семья. – Подняв глаза, она невесело улыбнулась собравшимся: – Во имя животворящего дыхания Са!… Неужели только при последней беде мы способны уразуметь, что мы – семья?… Мне стыдно за нас…-И она снова посмотрела на внучку. Протянутая рука Роники подрагивала в воздухе. Медленным движением Малта потянулась навстречу… Роника взяла и сжала ее ладонь. И глубоко заглянула во все еще злые глаза девочки. Потом легонько тряхнула ее руку… Малта нерешительно ответила тем же…

– Значит, Малта и папа больше не «плохие»? – неожиданно поинтересовался детский голосок.

Все повернулись к мальчику, стоявшему на пороге.

– Ох, Сельдей!…-с запоздалым ужасом вскрикнула Кефрия. Кое-как выбралась из кресла и бросилась к сынишке. И хотела прижать его к сердцу, но Сельдей отстранился. – Мама, я больше не маленький! – заявил он довольно-таки раздраженно. Его взгляд устремился на Брэшена. Мальчик долго рассматривал его внимательно и серьезно, потом склонил голову набок и заявил:

– А ты на пирата похож!

– И верно, похож. – Брэшен опустился на корточки перед малышом, чтобы поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Улыбнулся и протянул ему руку: – Но я не пират. Я – честный моряк из Удачного… вот только удачи у меня последнее время было немного.

И даже сам на миг поверил, что так оно и было в действительности. И почти позабыл об огрызке циндина, который его ищущие пальцы отыскали-таки в кармане камзола.

Альтия смотрела, как он уходил… Нет, она не пошла провожать его до двери, это сделала ее мать. Альтия же помчалась в заросшую пылью комнатку горничной, находившуюся на верхнем этаже дома. Она не стала зажигать света и даже не подошла близко к окну, чтобы, случись Брэшену оглянуться, он ни в коем случае ее не заметил…

Лунный свет обесцветил его яркий наряд. Он уходил медленно, не оглядываясь, шагая враскачку, словно под ногами у него была не ровная подъездная дорожка, а кренящаяся палуба корабля…

Какое счастье, что она вошла тогда в гостиную не просто так, а таща с собой Малту!… Благодаря этому никто не придал значения ее вспыхнувшим щекам и участившемуся дыханию. Наверное, даже сам Брэшен так и не догадался о мгновенной панике, охватившей ее. А у нее, по совести говоря, чуть сердце не остановилось, когда она заметила потрясенные лица Кефрии и мамы. Она даже успела решить, что Брэшен во всем сознался им и предложил искупить позор Альтии, женившись на ней. Вот это была бы катастрофа!… Даже сквозь ужас обрушившихся на нее вестей о «Проказнице» она испытала тайное облегчение, убедившись, что ей не придется прилюдно сознаваться в содеянном…

Да. В содеянном. То, что «случилось», произошло не в силу обстоятельств, а по ее собственной воле. Слова Янтарь заставили ее серьезно задуматься, и постепенно она признала их правоту. И теперь ей было почти стыдно за то, что все это время она пряталась от себя самой за глупыми отговорками. То, что они с Брэшеном сделали, они сделали вместе. И нечего переть против правды, если она хотела сохранить уважение к себе как к женщине. Как к взрослой личности. «Я придумывала отговорки, правдиво созналась она себе самой, – потому что не хотела признавать за собой столь безответственное поведение. Ведь если бы он уложил меня в постель силой или обманом, это очень здорово объясняло бы непрестанную боль, которая с тех пор во мне поселилась. Потому-то я и пыталась казаться себе обиженной женщиной… поруганной невинностью… соблазненной и брошенной бессовестным моряком. А на деле только возводила на нас обоих напраслину. Оскорбительную напраслину!»

Сегодня она так и не отважилась встретиться с ним глазами. Равно как и оторвать от него взгляда. Как же она, оказывается, скучала по этому человеку!… Видно, годы товарищества в одной команде все же перевешивали то малоприятное расставание. Весь вечер, пока шли разговоры, она то и дело украдкой поглядывала на него… и не могла наглядеться. Прямо-таки утоляла застарелую жажду. И, как ни ранили ее сердце принесенные им известия, помимо собственной воли она наслаждалась блеском его темных глаз и движением крепких плеч под нарядной рубашкой. Циндиновый ожог в углу рта не укрылся от ее взгляда. Этот паршивец так и не отказался от привычки к зелью. А уж его пиратский костюм… Неужели он вправду сделался пиратом? Какое болезненное разочарование… И тем не менее такой наряд шел ему гораздо больше, чем сумрачный деловой костюм удачнинского торговца.