– Спасибо тебе, Иван Петрович, за оду, – с грустью сказал Молчанов после долгих раздумий. – Ты меня порадовал своей искренностью, конкретным, хоть и старинным слогом, а главное, я почувствовал в стихах, что ты любишь Россию. И эта самоотверженная неистовая любовь, как ни странно, приносит тебе очень много страданий и в то же время радость. – Александр Тимофеевич хотел сказать еще что-то по поводу оды, но его жена Лена, оставив пилота, подошла к мужу и ласково прошептала ему на ухо:

– Саша, я есть хочу, время обеда уже наступило. Нас ребенок ждет.

– Сейчас, Лена, сейчас, потерпи. Иван Петрович, познакомьтесь с моей прекрасной женой, ее зовут Лена.

– Очень приятно, Елена, я обожаю это имя. Меня зовут Иван. Мой Бог и учитель – солнце. Чтобы попасть в брусничное суземье, я поменял много профессий, друзей, товарищей, господ и около пятнадцати лет отсидел в разных тюрьмах… а теперь. – Иван Петрович тяжело вздохнул и, взяв дрожащими руками нежную руку женщины, вкрадчиво поцеловал. – А теперь я просто считаю звезды и по вынужденным обстоятельствам на днях покидаю Землю.

– Почему?

– Это словами не объяснишь, тем более сейчас, когда нервы на пределе. Вероятно, тюрьма заставляет умнеть, но сильно подрывает здоровье и общение с людьми.

– Совсем недавно у нас родился сын, – почувствовав заминку, перебил его Молчанов. – Мы его тоже назвали Иваном, – после этих слов лицо Александра Тимофеевича озарилось доброй улыбкой любящего отца. – Для меня это необыкновенная радость.

– Когда родился? – вдруг резко переменившись, взволнованно спросил Иван Петрович.

– Две недели назад. Так, по-моему, Лена?

– А точней?

– Это что, очень важно?

– Важно. Вы не представляете, как важно, особенно для матери, да и для отца.

– Третьего мая… А в чем дело?

– Сейчас, подождите. – Иван достал из кармана брюк крохотный астрологический календарь и, найдя в нем необходимое, стал быстро отсчитывать дни полной луны. – Слава богу. По-моему, все сходится. Ваш сын все-таки успел, проскочил. – тихо сказал он, разглядывая вмятину на вертолете.

– Что успел? – строго поинтересовался Молчанов. – Что проскочил? Я не понял?

– Успел получить положенную ему душу, обработанную космическим пространством. Можете считать сына полнокровным земным человеком. вам повезло.

– В каком смысле, повезло? – пожал плечами Молчанов.

– В самом прямом, человеческом.

– Очень любопытно, но таких высказываний по поводу моего сына я еще ни от кого не слышал.

– И не услышите, Александр Тимофеевич. Дело в том, что наша цивилизация достигла такого безнравственного масштаба, что признать существование другого разума, сформировавшегося триллионами световых лет, ей просто не под силу. Земные властители всех уровней впадают в панику, когда слышат о существовании законов Вселенной, влезающих в душу человека. А они набирают силу, крепнут и оказывают неодолимое сопротивление земным людям. Нашим мудрецам жутко становится, когда помимо законов Ньютона, Эйнштейна и современных квантовых переходов, существуют законы космического разума и предельных скоростей любых взаимодействий, как мертвой материи, так и биологической. Может, про это Лене неинтересно слушать, поэтому она может пообедать в нашем доме, который находится совсем рядом – у нас там все свежее. Я имею в виду рыбу и дичь, а вот овощи не как в Москве, только с прошлого года. Вы меня извините, Лена, но у нас с Александром Тимофеевичем должен состояться серьезный и последний разговор на Земле. Я не знаю, сколько на это уйдет времени, но это сейчас просто необходимо… Я жду инопланетян. Крайне не желательно, если вы их спугнете.

– Чем?

– Вертолетом. Вы поставили его на самом открытом месте. Лена, вы можете пообедать без нас?

– Конечно, могу.

– Наш разговор должен состояться сию минуту.

– Верушка, – обратился он к невесте, – я прошу тебя, радость моя, проводи Лену в наш дом, накорми ее самыми вкусными рыбинками из семги. А если она пожелает, дай ей суп из рябчика, посоветуйся с «Айвазовским» или со своей матушкой, они подскажут, как его лучше подать. Может, и в самом деле со сметаной из оленьего молока? Федор Понтелеймонович, приглашай всех в дом, и начинайте обедать без нас. Нам с Молчановым сейчас не до еды. Или вы, Лена, хотите остаться?

– Я не знаю…

– По-моему, вам лучше пообедать, отдохнуть. Наш разговор может испортить вам настроение.

– Почему вы так думаете? – поинтересовалась Лена.

– Потому что мы будем говорить о людях животного происхождения, – шепотом сказал Иван и отошел в сторону. – Точнее о животных, которые поедают себе подобных.

– Фу! Какая гадость.

– Вот видите. Эта тема вас не только не интересует, она вам противна. Идите лучше покушайте здешних неповторимых лакомств. Федор Понтелеймонович, – опять обратился он к «Айвазовскому», – накормите Лену самым вкусным и подарите ей наше лучшее лекарство. Я думаю, что даже инопланетяне не откажутся от него.

– Какое лекарство? – поинтересовался Молчанов.

– Медвежья желчь в подсушенном стерильном виде. Средство для омоложения и усиленной потенции.

Когда все ушли в дом, Иван Петрович долго молчал, видимо, подыскивал нужные слова, а потом вдруг сел на сломленное ветром дерево, и слезы опять потекли из его глаз.

– Вы простите меня, Александр Тимофеевич, но у меня такая боль в груди, что я не знаю, с чего начать. Ведь я подонок, – тихо выдавил он и, посмотрев на солнце, еще больше разревелся. – Типичный подонок, который спасает собственную шкуру. Я натворил такое.

– Мне Мария Лиственница, правда очень невнятно, пыталась объяснить. – Александр Тимофеевич достал мобильник и присел на первый попавшийся пенек. – Я даже записал ее сбивчивую речь. Но мало что понял. Она была очень взволнована безжалостным отношением к ней и поведением своей дочери, которая влюбилась в человека намного старше.

– Александр Тимофеевич, умоляю вас, не надо включать запись. То, что вы навестили меня, это уже здорово. Мы с вами русские люди, земляки, и должны помогать друг другу. Для меня ваше появление в брусничном суземье – большая честь. Вы, как я понял, доверяете мне, и вас интересуют мои творческие поиски.

– Ты прав, Иван. Как личность ты очень любопытен, потому что я сам в этой жизни кое-что умею, и многие люди благодарны мне. А я хотел бы научиться любить людей, как ты. Судя по всему, всех, кого ты любишь и уважаешь, все отвечают взаимностью, а это у меня не всегда получается. Ты курить не бросил?

– Нет, правда сейчас сигареты кончились, но есть махорка. Подождите, я схожу за ней.

– Не надо. Я угощу тебя хорошими сигаретами и отличным виски, настоянным на проросших зернах ячменя. Кстати, я привез тебе кое-что из русских классиков, но это потом.