– Вы знали его?

Я потянулся за складным ножом, которого со мной не было. Но это оказалась всего лишь Анаис. Она попятилась и едва не пролила вино.

– Извините! – сказала она, приложив руку к груди. – Я не хотела вас испугать. На вас ничего не попало?

– Что? – не понял поначалу я.

Она говорила о вине. Несколько капель упали на плитку у меня под ногами, красные, как чернила, которыми я пишу эти записки.

– Нет, совсем ничего, ваша милость. Прошу прощения, меня, оказывается, так легко испугать.

Она рассмеялась и опустила руку:

– Это легко объяснить. Бойцовские ямы…

Я успокоился и снова облокотился на перила ложи, продолжая следить за эвдорским представлением.

– Ну… – Я вспомнил о том, как бродяжничал на улицах города, как прятался от префектов, независимо от того, был ли в чем-то виноват или нет, о том, как банда преступников ломала мне ребра и как я плакал по ночам. – Бойцовские ямы… да, конечно.

– Вы знали его? – повторила она свой вопрос, кивнув в сторону арены, на то место, где Джаффа уложил Эрдро выстрелом из старинного арбалета.

Раб-умандх соскребал засохшую кровь с кирпичей, в то время как артисты продолжали играть пьесу Бастьена на другом краю поля.

Я скованно кивнул, и Анаис сказала:

– Каково это? Не могу себе представить.

Хотя я был немного пьян, у меня хватило ума придержать язык. С болезненной усмешкой на губах я сосредоточил внимание на умандхе, его согнутой спине и щупальцах, выскабливающих то место, где Эрдро истекал кровью, раненный стрелой. От бессердечной отстраненности ее вопроса у меня внутри все заледенело. Я прокрутил вопрос в голове, словно сомнительный подарок, изучая его предназначение с крайним равнодушием. И в конце концов решил, что она не хотела оскорбить меня, пусть я и принял ее слова слишком близко к сердцу.

– Я не очень хорошо его знал. Мы привыкли к этому… здесь. – Я повел рукой в сторону арены, усеянной колпаками бетонных колонн. – Полагаю, мы не были настоящими друзьями.

Говоря это, я думал о тех мирмидонцах, которых считал своими друзьями, и хотя не был религиозным человеком, поблагодарил небеса за то, что с Джаффой в этот день не сражались Хлыст или Паллино.

– Он храбро дрался.

– Да, – согласился я.

Но храбрость здесь была ни при чем. Эрдро нужны были деньги, и поэтому он дрался. Я перегнулся через перила и посмотрел вниз, скользнул взглядом по гладкой каменной стене колизея до самого пола. Прямо перед моей рукой едва заметной рябью мерцало в воздухе поле Ройса, но в нем хватило бы скрытой силы, чтобы остановить снаряд, выпущенный из рельсовой пушки. И все же я чувствовал себя беззащитным, вспоминая свою оплошность, когда не остался в ложе отца в колизее Мейдуа, и думая о том, насколько очевидной была моя ошибка.

Анаис оперлась на перила рядом со мной, и я уловил волнующий запах ее духов. Почувствовал на себе взгляд ее зеленых глаз, но почему-то не мог отвернуться от пола колизея. Из ложи все выглядело совсем иначе. Мысленно я снова увидел гибель Эрдро, увидел, как поднимает свой арбалет Джаффа, только в момент выстрела он превратился в Криспина.

– По крайней мере, вам не придется больше рисковать жизнью, – проговорила Анаис, выбрасывая меня из моих видений. – Или вы скучаете по всему этому? Мы можем взять вас гладиатором. Дориану это бы понравилось! Он всегда хотел подружиться с гладиатором…

– Нет! – сказал я слишком громко.

Внезапно мне привиделось, что это я сам, а не Криспин, стою с арбалетом в руках и должен убить Хлыста. Сиран. Гхена. Паллино.

– Черная Земля, нет! – воскликнул я.

Она чуть отодвинулась, удивленная моей горячностью. Мне хотелось броситься вниз с балюстрады и разбиться насмерть о кирпичи.

Зачем я отправился в тюрьму колизея на поиски Макисомна? Только попал в новую ловушку, как со мной всегда случалось. Стал пленником графской роскоши в еще большей степени, чем когда-то был пленником бедности.

Остальные слова Анаис смыло из моей памяти. Она отошла, подзывая брата или кого-то еще из патрицианского общества по тому или иному своему капризу, и я остался в одиночестве наблюдать за тем, как Кир-Глупец выжил в огне и смерти, благодаря слепой удаче и исключительному простодушию. Все вокруг смеялись. Я сбросил кубок Эрдро с края перил и проследил за тем, как он, медленно пролетев сквозь защитный экран, разбился о кирпичи поля бойни.

Ни Анаис, ни Дориан не знали, кто я такой на самом деле, во всяком случае, так мне казалось – они считали меня сыном маркитанта, занимавшегося торговлей с Джаддом. Вскоре наставник-схоласт настоял на том, чтобы я говорил с ними только по-джаддиански. Я не был их другом, никому не был другом. Охранники забрали мои вещи из дормитория колизея. Один император знает, что Хлыст и все остальные подумали об этом. Я оказался заточен в огромном дворце на вершине зиккурата из бетона и стали, в тысяче футов над городом и уровнем моря. Из моей комнаты, расположенной у внешней стены, можно было увидеть весь Боросево, расстеленный, словно грязный ковер, поверх зеленых вод этого мира.

После занятий с детьми нобиля я вышел во дворик с мозаичным полом, украшенный журчащим фонтаном с зелеными медными статуями посередине. Мимо, покачиваясь на ногах, протопали двое умандхов в ошейниках, их чешуйчатая коралловая кожа трещала под тяжестью огромного изваяния сфинкса дома Матаро, которое они несли в мощных щупальцах. Было бы проще воспользоваться платформой, но рабы-ксенобиты в каком-то смысле символизировали статус владельца. Во дворце графа Матаро содержали несколько сотен умандхов. В основном они выполняли чисто декоративные функции – обмахивали веерами важных персон на открытом воздухе или переносили тяжести из одного конца дворца в другой, по возможности так, чтобы гости могли это заметить. Пускай Эмеш и не отличался особым богатством или политическим весом, зато здесь жили ксенобиты. Я посмотрел вслед удалявшимся вдоль колоннады умандхам, их мерное гудение постепенно замолкало.

– Мессир Гибсон! Адриан!

Я обернулся, услышав знакомый голос.

– Леди Анаис, – я поклонился еще до того, как завершил поворот, – прошу прощения, разве мы на сегодня не закончили?

Дочь графа была на голову выше меня, идеальное сочетание лучших качеств обоих ее отцов. Она улыбнулась мне, уперев руки в мягкие округлые бедра.

– Нет, закончили. Я просто надеялась перехватить вас здесь, вот и все.

– Перехватить?

Я откинул с глаз прядь волос, уже влажную от пота из-за невыносимой духоты.

Она улыбнулась – и улыбка ее была подобна открытому пламени.

– Вы знаете, что в конце недели в гавани пройдут гонки на яликах?

Я этого не знал, о чем и сообщил ей со всей возможной вежливостью, пытаясь подстроиться под ее широкий шаг.