Жаль только, что никто не научил этому Анаис Матаро.

– А что это такое?

Тавросианка приподняла бровь:

– Каждый из умандхов подобен клетке, и они… Гудение – это для них не способ общения. Это не язык. Они… объединены в сеть.

«Сеть»? Этот термин был мне известен, но я так же плохо разбирался в тайнах устройства планетарной инфосферы, как собака – в человеческих брачных играх. На этот раз интерес к полузапрещенному разделу науки пересилил мою осторожность.

– Вы хотите сказать, что они – единый сложный организм?

Доктор просияла и перевела взгляд с Анаис на меня. Она свела брови к переносице и утвердительно наклонила голову:

– Не совсем. Они отделены друг от друга, у них нет общей оболочки, но гудение гармонизирует их.

– В буквальном смысле слова гармонизирует.

Я изобразил тонкую кривую усмешку, и Валка ответила мне тем же. Где-то в глубине моей души проснулась, словно после фуги, тень прежнего Адриана – ученика схоласта. В этом заключался смысл моей жизни, когда я был мальчишкой. Неужели с тех пор прошло всего четыре года?

«Для меня четыре, – поправил я сам себя. – А в действительности – почти сорок».

Явно недовольная тем, что ее исключили из разговора, Анаис подалась вперед.

– Доктор, вы долго пробудете в столице?

– Только до тех пор, пока не закончатся бури. Калагах слегка… скажем так, затапливает в это время года.

Умандхи закончили работу, тон их песни повысился, в нестройный хор влился устойчивый ритм. Я все еще не мог понять, как они издают эти звуки, хотя и догадывался, что где-то в верхней части тела умандха, среди щупалец, должен находиться рот. Когда одно из трехногих существ протопало мимо меня, я заметил, что его покрывает густая белая глазурь, завитки которой тянутся по всему узкому туловищу к расходящимся радиально конечностям. Племенная раскраска?

Я хотел расспросить доктора, но решил оставить это до другого раза, и продолжил разговор, борясь с искушением погнаться за двумя зайцами:

– Калагах? Это те развалины, о которых вы говорили?

К моему удивлению, вместо ученой мне ответила Анаис:

– Вы действительно не знаете?

Я действительно не знал и почувствовал легкую усталость от того характера вопросов без ответов, который начала принимать наша беседа. Но все же придержал язык, помня о том, что одна из этих леди была палатином, а я – в своей нынешней ипостаси мессира Адриана Гибсона – нет.

– Нет, миледи. Боюсь, что не знаю.

Валка задумчиво провела ладонью туда и обратно по переплетению линий на своей руке, а потом обратила ко мне свои неправдоподобно золотые глаза.

– Да, Калагах – это развалины. Э-э…

Она закусила губу и посмотрела на леди Анаис. Но та не высказала никакого недовольства и не попыталась остановить ученую.

– Эти постройки на тысячи лет старше возникшего на их месте норманского поселения.

– Так, значит, это умандхи? – заморгал я от удивления.

Я никогда не слышал, чтобы умандхи строили что-нибудь настолько долговечное. Их жилища на огороженном участке города вдоль берега моря и в островной резервации были сложены из всевозможного мусора. Они собирали фрагменты разбитых морских судов и космических кораблей, обломки разрушенных зданий и вообще все, что могли найти, и складывали из них шалаши. Их деревня у воды – или, точнее, в воде – казалась выброшенным на отмель водоворотом. Оставленная без присмотра, она не продержалась бы и десяти лет, не говоря уже о столетиях.

Доктор Ондерра наморщила нос:

– Это банальный вывод.

Она посмотрела на леди, повисшую у меня на руке, и заговорила понятней:

– Мы не самая древняя раса в космосе, хотя большая часть из них, похоже, никогда не покидала своих родных миров. Они вымирают первыми.

– Как аркостроители с Озимандии? – спросил я, назвав первую вымершую цивилизацию, пришедшую мне в голову.

– Верно, – невольно моргнула Валка, – но развалины Калагаха намного старше. Аркостроители вымерли всего лишь…

– Четыре тысячи триста лет назад, – закончил я за нее, стараясь показать свою осведомленность, и добавил, заметив удивленный взгляд Валки: – Я немного интересовался этим как любитель.

Тавросианка скрестила руки на груди:

– Именно так. Что ж, мессир Гибсон, некоторые из нас зарабатывают этим на жизнь. Впрочем, у меня есть несколько голограмм с раскопок в Калагахе. Если вам действительно интересно, можете заглянуть ко мне.

Я улыбнулся, посчитав, что она стала теплей относиться ко мне… или я к ней.

Но внезапно она вновь выпустила жало:

– Если, конечно, вы не будете слишком заняты убийством людей, – и умчалась прочь, оставив меня позади, вспотевшего и униженного.

Она уже вошла в тень сводчатой колоннады, догоняя умандхов и двух лорариев, когда я наконец обрел способность говорить:

– Приятно было познакомиться, доктор.

Она не оглянулась, а лишь махнула рукой:

– Полагаю, что так.

Я ничего не ответил и остался стоять рядом с позабытой Анаис, вцепившейся в меня. И никак не мог подобрать слово для своего состояния. Чуть позже с террасы донесся отдаленный шум Боросево. Загорелись установленные умандхами лампы. Наконец я нашел точное определение на классическом английском: dumbstruck. Буквально – «лишившийся дара речи, словно от удара». В нашем галстани такого слова не было, а все остальные не подходили.

Оставим на время Валку и мое растревоженное сердце. Она уже появилась на сцене, но вам придется подождать ее возвращения, как ожидал я. Мне предстоит приближаться к ней точно так же, как и тогда: с настороженным любопытством, как аждарх кружит около матадора. К тому же я не видел ее несколько недель, если не считать тот образ, что оставила она в моем юном сознании. Вместо этого я побывал с Анаис на регате, затем еще на одних боях в колизее, на двух операх, что представляла вживую все та же эвдорская труппа, которая выступала в перерыве на Колоссо. Все остальное время я проводил в обществе детей графа, сопровождая их на уроках и в деловых визитах, и только в таких случаях мне дозволялось покидать замок.

Граф словно бы догадывался, что я хочу сбежать. Не думаю, что он на самом деле знал об этом, но я чувствовал себя обложенным со всех сторон, запертым на замок, подобно Дедалу в подземельях Кносса. И подобно Дедалу, томился во тьме, рисуя все новые и новые образы в своем блокноте. На что я надеялся? Что граф заинтересуется моими способностями и возьмет меня на службу? Что я пленил его силой своего обаяния? Вот как об этом рассказывают: Марло, раб из колизея, напросился на службу к графу и попал в объятия его дочери, но потом его обольстила колдунья из Демархии и обратила к Тьме. Хотел бы я сказать, что так все и было. Хотел бы сказать, что поступил на службу к графу благодаря своему уму.