- Макс, давай только без этогосейчас, - поморщившись, Громов потянулся за бутылкой.

- Нет, Антон, - с нажимом бросилАвдеев, отодвигая полупустую бутылку коньяка в сторону, - давай без этого. Еслиты думаешь, что я сорвался сюда ни свет, ни заря, потом ждал твоего пробужденияполдня только ради того, чтобы набраться, то ты очень сильно ошибаешься. Мне ибез этого, - кивок на бутылку, - живется неплохо. Поэтому подобные экспериментыбудут совершаться в случае крайней необходимости.

- Понял, не дурак, -ухмыльнувшись, протянул Антон, сверля оценивающим взглядом Максима, - Кажись,кое-кто у нас стал подкаблучником. Боишься, что Нинка унюхает и выгонит спать вприхожую? Не переживай, с ней уж как-то договоримся потом.

- Громов, мы, кажется, здесьсобрались не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь! - уверенно отрезалАвдеев, скрипнув зубами.

- Конечно-конечно, - поднимаяруки вверх, уверенно закивал головой Антон, - мы здесь собрались, чтобыобсуждать мою личную жизнь. Так что, прости, замолкаю.

- Антон, вот скажи, почему тыпостоянно ведешь себя, как клоун? - простой вопрос, правильного ответа накоторый Громов дать не мог. Разве что...

- А знаешь, Макс, так проще, - никапли, не кривя душой, признался мужчина.

- В чем проще? Вести, себя, какпоследняя сволочь? Причинять с улыбкой боль всем, хоть малость близким инебезразличным к тебе, людям? Чтобы потом вот так вот и самому сидеть водиночестве и заглушать боль спиртным? Это ты считаешь легче? - взорвалсяМаксим, и нервно хлопнув рукой по столу, схватил недопитую бутылку, делаянесколько машинальных глотков.

- Авдеев, ты ведь ни хрена незнаешь! - подскочив, фыркнул Антон, - когда в один миг узнаешь, что долгоевремя жил во лжи, что все поголовно тебя обманывали, ты перестаешь доверять!Просто в какой-то миг исчерпываешь этот лимит доверия! И вести себя, как тыговоришь, как клоун, в данном случае единственный, возможно и не самый удачный,но, по крайней мере, наименее болезненный выход!

- Черт возьми, Антон! - следомподнявшись, выкрикнул Макс, - Да ты хоть понимаешь, какой это идиотизм из-заодной нелепой ситуации, из-за той дуры, Катерины, с которой у меня ко всемупрочему, если ты так до сих пор и не понял, ничего не было, вести себя подобнымобразом!

- Да причем здесь вообщеКатерина? Я не собираюсь сейчас об этом разговаривать!

- Нет, Антон, сначала ты менявыслушаешь! - настойчиво перебил Авдеев, - И пускай, на этом разговоре я долженбыл настоять еще лет десять назад, сейчас это все-таки случится! Хочешь ты илинет! Ты и так слишком много всего натворил за это время!

Вместо ответа, Громов, очевидно,смирившись с таким положением вещей, недовольно отвернулся и направился к баруза очередной бутылкой, на что Максим продолжил:

- Во-первых, я сотни тысяч разговорил тебе, и готов снова повторить - с Катериной ни до, ни после, у меняничего не было, и быть не могло! - в ответ лишь очередная ухмылка и залпом выпитаярюмка коньяка, - Во-вторых, - с нажимом настаивал Авдеев, - Блин, Громов, да тыхоть понимаешь, что та ситуация выеденного яйца не стоит?! Столько лет вражды иразмолвок! И из-за чего? Да я готов поспорить, что ты о ней забыл в ближайшиймесяц! Так зачем вся эта месть? Попытки раскопать самое неприятное из прошлогомоей семьи? Чтобы унизить меня и растоптать? Попытки лишить меня всего, вплотьдо единственного любимого человека? Ты однажды сказал, что таким образом ярасплачиваюсь за былые победы. Только не кажется ли тебе, что цена слишкомвысока? Что не стоит оно всего того. Я ведь сейчас не только за себя говорю. Тыо себе вообще подумал? Сомневаюсь, что эта месть хоть малость принесла тебеутешение.

Стоя спиной к Авдееву, Антон,крепко сжав в руках бутылку, зажмурился. Слова друга... бывшего? Нет, небывшего. Настоящего. Друзей бывших не бывает. Они либо настоящие и навсегда,либо фальшивые двуличные личности, эпизодами мелькавшие в жизни. Они готовылгать в глаза, возвышая тебя до пьедестала, отмечая твои только положительныекачества. С такими легче дружить. До поры, до времени. До тех самых пор, покаэтот человек не выучит тебя настолько, чтобы нанести сокрушительный удар вспину, не опасаясь отражения удара. А потом... он или уходит из твоей жизнинавсегда, предварительно обвинив во всех грехах, или продолжает вести себя, какни в чем не бывало, утверждая, что все делалось тебе во благо... А настоящийдруг никогда не предаст. Он скорее выскажет в глаза все, что думает, безпресмыканий и лукавств. Да, режущую в глаза правду всегда сложнее выслушать ипринять. Отсюда все обиды и ссоры... Вот только в трудную минуту именно онпридет на помощь, не оставив, в отличие от фальшивого, наедине со своимипереживаниями. Да, отругает и неоднократно назовет всеми нелестными словами,но... так или иначе попытается помочь. Не смотря ни на что.

И теперь Громов с настоятельнойуверенностью, с высоты своей жизненной позиции и опыта, мог сразу сказать, ктоесть кто. И Максима без каких-либо предисловий, можно смело причислять кнастоящим друзьям. И плевать на долгие годы размолвок и препирательств. ИменноАвдеев пришел в тот момент, когда Антону плохо. Именно Авдеев пытается емучего-то доказать и указать на ошибки. Помочь разобраться в себе и... возможноповернуть на путь истинный. Только есть ли еще шанс это сделать? Возможно ливернуть к себе доверие других и получить прощение... У Максима еще быть может,а вот у остальных... Хотя, главное ведь быть честным...

- Да не в Катьке было дело. Не вКатьке, - обернувшись, равнодушно признался Антон, - знаешь Макс, когда тебе ссамого детства родители ставят в пример младшего лучшего друга, то послепопыток отразить нападки, рано или поздно вырабатывается рефлекс. Когда тебе тои дело говорят, какой Максимка хороший и замечательный мальчик, и в учебелучший и родителей слушается и любит, в отличие от тебя, Антошенька, -передразнивая, фыркнул Громов, - И так повторяется изо дня в день. Из года вгод. То начинаешь присматриваться к Максимке, что же в нем есть такогораспрекрасного, чего нет у меня. Поначалу еще надеешься чего-то понять, а вдруги правда. Определенное время пытаешься соответствовать представлениям родителейоб идеальном сыне. Из-за этого начинаешь забывать о собственных желаниях,только бы угодить им, услышать хоть какую-то похвалу, вместо очередных упреков.А потом... ты в один прекрасный момент попросту узнаешь, что твои родителивовсе и не родители тебе. И тут ты понимаешь, что проблема далеко не в тебе, ив пример тебе ставят идеального Максимку совсем не потому, что он такой ужидеальный. А просто потому, что боятся плохой наследственности. Понимаешь? Онибоялись, что я пущусь во все тяжкие! Пойду по стопам матери! Биологической,настоящей матери! Понимаешь, Максим?

Последние слова Антон выкрикнул сособым отчаянием и болью. Он еще никому и никогда, кроме так называемыхродственников, не говорил о том, что вся его жизнь с самого рождения былафарсом, а родители и вовсе были не настоящими. И не смотря на то, что именноэти люди его воспитали, для них Антон всегда был лишь поводом для переживаний.Головной болью, за которой нужен глаз да глаз, чтобы не дай Бог не вышлинаружу, так называемые 'неблагополучные' гены, и не было еще одного повода дляпозора, как любила говорить Лариса.