– севернее Камбея, а Умри – северо-восточнее Бидара (Самойлов В. Хожение за три моря. – Наша страна, 1938, № 9, с. 35). Выходит, путешественник менее чем за месяц должен был пересечь всю центральную часть Индостана. Кроме того, составитель карты заставил Афанасия Никитина отправиться в Пали не из Чаула, а вопреки тексту – прямо из Камбея. На некоторых других картах к «Хожению за три моря» оба города расположены между Чаулом и Джуннаром. В первом случае на карту нанесены одноименные или созвучные по названию пункты, во втором – это сделано, по-видимому, по догадке (см., например, Осипов А.М. [и др.] Афанасий Никитин и его время. 2‑е изд. М.: Учпедгиз, 1958). Первый переводчик «Хожения» на английский язык М.М. Виельгорский считал, что Умри – это Умрат, в 40 милях к юго-востоку от Сурата. Однако едва ли Афанасию Никитину, следовавшему в Джуннар, понадобилось забираться так далеко на север. Поэтому И.П. Минаев предположил, что Умри – местечко Умра несколько севернее Пали (с. 30). Но такое решение также вызывало возражение, ведь Афанасию Никитину, чтобы достичь Умри, понадобилось целых десять дней (И.П. Петрушевский, с. 209). Город Умри на р. Сина разыскал Н.И. Воробьев в атласе А. Ильина (см. Ильин А. Подробный атлас всех частей света. СПб., 1882; Воробьев Н.И. Хожение за три моря. – Учен. зап. Казан. гос. пед. ин-та, 1939, вып. 1, с. 112–113). Пояснение «то есть город индѣйскый» понадобилось Афанасию Никитину, вероятно, чтобы читатель не принял индийское название за созвучное русское слово (умри – повелит. наклонение от умереть). В Троицком изводе написано, что от Умри до Джуннара (см. след. прим.) Никитин шел не 7, а 6 дней. Это разночтение можно объяснить тем, что буквы древнерусского алфавита з (земля), имевшая числовое значение 7, и s (зело), соответствовавшая цифре 6, похожи по написанию, и переписчик при неясности написания в рукописи, которой он пользовался, мог принять одну букву за другую. По мнению Р.X. Ажалиева, причина ошибки в другом: переписчик перепутал эти буквы, имевшие одинаковое звучание, в результате так называемого внутреннего диктанта, при котором писец проговаривал то, что переписывал. Однако в другом случае Ажалиев признает, что расхождение цифр в разных изводах «Хожения» произошло в результате графической ошибки, когда переписчик «трехмачтовое» Т (щ), означавшее число 300, принял за ПІ, означавшее число 18. Поэтому сумма награды, получаемой купцом, в Летописном изводе равна 300 тенкам (Л, л. 451), а в Троицком— 18 (Т, л. 382). Ажалиев верно замечает, что сопоставление цен на пленных и рабов говорит в пользу большей суммы (Ажалиев Р.X. Загадочные числа древних рукописей. – Русская речь, 1983, № 4, с. 91–94). Добавим, что при описании похожей ситуации Никитин в другом месте называет сумму 1000 тенек (Л, л. 450 об.).

71 до Чюнеря – Джуннар (Джунанагар – «старый город»), расположен к востоку от Бомбея. По предположению И.П. Минаева, речь идет о цитадели на скале к юго-востоку от современного города; в окрестностях многочисленны буддийские пещерные храмы и монастыри. По мнению М.К. Кудрявцева, идентификация Чюнера с Джуннаром не может считаться окончательной. Описание Афанасия Никитина больше напоминает Даулатабад. Крепость Даулатабада возвышается на громадной гранитной скале более чем на 160 м над окрестной местностью и производит впечатление каменного острова. Пробитая в скале тропа, пишет М.К. Кудрявцев, очень узка. «Расстояние от Чивиля до Даулатабада, может быть, – замечает М.К. Кудрявцев, – несколько больше указанного Афанасием Никитиным, тогда как расстояние до современного Джуннара значительно меньше» (см. Вопросы истории, 1982, № 6, с. 141). Однако следует отметить, что речь в данном случае идет о расстоянии по прямой; во‑вторых, хан, названный далее Афанасием Никитиным, находился именно в Джуннаре. Наместником в Даулатабаде был Юсуф Адиль-хан Саваи.

72 Асатхан Чюнерскыа индийский, а холоп меликътучаровъ – Асад-хан джуннарский, выходец из Гиляна, упоминается в индийских хрониках как лицо, близкое Махмуду Гавану, великому везиру, носившему почетный титул мелик-ат-туджар (повелитель купцов). Асах-хан Гиляни командовал конницей во время похода на Келну в 1469–1470 гг. под начальством Махмуда Гавана. Близость его великому везиру стоила ему головы: он был зарублен палачом в 1481 г. вместе с Махмуд Гаваном.

73 А меликътучар – ходжа Махмуд Гаван (1405–1481), выходец из Гиляна, где при дворе владетелей Восточного Гиляна его предки занимали высокие гражданские посты. Его семья оказалась в опале, и он занялся торговлей. Прибыв по торговым делам в порт Дабхол, Махмуд Гаван в 1455 г. приехал в Бидар, где был приближен ко двору Ала-ад-дина Ахмед-шаха II, правившего с 1433 по 1457 г. Занимая высокие посты при его ближайших преемниках, Махмуд Гаван участвовал едва ли не во всех войнах, которые Бахманидский султанат вел с соседними государствами. Эту особенность биографии и подчеркивает Афанасий Никитин, говоря, что он «бьется с кафары 20 лѣт есть, то его побивают, то он побивает их многажды», однако, как видим, военная деятельность Махмуда Гавана ко времени приезда Афанасия Никитина насчитывала несколько менее двадцати лет. В 1463 г., со вступлением на престол малолетнего Мухаммеда III (брата Низам-шаха) Махмуд Гаван стал великим везиром и добился централизации государственной власти и временного равновесия соперничавших группировок правящей знати: «иноземцев», к которым принадлежал сам, и «деканцев» из обращенных в ислам представителей местной знати. Деятельность Махмуда Гавана подробно описана в двух индийских хрониках – Мухаммеда Касима Фериштэ и его современника, Али ибн Азизуллы Таба Табаи; сохранилось и собрание писем и посланий Махмуда Гавана. После войн, свидетелем которых был Афанасий Никитин, Махмуд Гаван провел административную реформу, по которой вместо четырех наместничеств (тарафов) государство было разделено на восемь наместничеств, и военно-финансовую реформу, по которой каждый военачальник получал деньги из казны лишь за то количество войск, которое он выставлял в действительности, а не номинально; крепости были подчинены непосредственно центральной власти. Эти решения, ограничив власть тарафдараов, вызвали новое обострение борьбы между соперничавшими группировками. Несмотря на уступку «деканцам» – теперь, как отметил М.К. Кудрявцев, они стояли во главе пяти наместничеств из восьми, – Махмуд Гаван не смог предотвратить столкновения. Заговор против великого везира возглавил Мелик Хасан (см. прим. 104). Заговорщики представили Мухаммед-шаху III подложное письмо, составленное от имени Махмуда Гавана, который якобы приглашал правителя соседней Ориссы вторгнуться во владения Бахманидов, так как он, Махмуд Гаван, слишком устал от произвола шаха. К письму была приложена печать Махмуда Гавана с его монограммой (тугрой). Вызванный к шаху Махмуд Гаван заявил: «Печать моя, но письма я не писал» (печать была поставлена рабом-секретарем, которого подкупили заговорщики). Молодой шах махнул рукой палачу, стоявшему наготове, и вернулся во внутренние покои, чтобы продолжить пиршество. Везир был казнен тут же в