Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Елена?
– Ваша сестра всё еще в Трое, но Менелай поклялся убить ее, как только город падет.
Клитемнестра глубоко вздыхает. Перед отъездом Агамемнон сказал ей: «Я уверен, что мой брат тут же простит ее, как только увидит. Он сердобольный, а твоя сестра умеет произвести нужное впечатление». Она цепляется за эти слова, как улитка за камень.
– Сколько военачальников остались живы?
– Царевич Ахилл умер, ваша милость. Парис сразил его стрелой.
Это ей уже известно, Кадм сообщил ей об этом. Она представляет, как Парис, прекрасный, точно бог, жаждая умилостивить своего отца за то, что навлек смерть на его народ, скачет по троянским равнинам, выискивая лучшего из данайцев; представляет, как мальчишка, воспитанный пастухом, убивает лучшего воина своего поколения.
– А остальные? – спрашивает она.
– Ближайшие советники царя, Менелай и Диомед, всё еще живы.
– А Калхас? – Она старается говорить так, чтобы ее голос не дрогнул.
– Он жив, но поговаривают, что царь уже не жалует его так, как раньше.
– Хорошо. – Она прислоняется к дереву, стараясь унять разбушевавшиеся мысли. – Ты принес добрые вести, – говорит она разведчику. – Можешь сегодня остаться во дворце, но никому ни слова. Завтра ты вернешься на свой пост. Когда город падет, зажги сигнальный огонь и прикажи своим людям в горах сделать то же самое, чтобы эта новость добралась сюда как можно быстрее.
На мгновение ее охватывает порыв перерезать ему горло, потому что никому нельзя доверять такой секрет. Но сожжение тела вызовет куда больше вопросов, чем оставшийся переночевать во дворце гонец, поэтому она его отпускает.
Она находит Ореста в дальней части акрополя, он пришел в лавку за новым мечом. Воздух в кузнице раскален, точно в горниле. Заметив мать, Орест улыбается ей и отходит от подмастерья кузнеца, с которым вел беседу. Она отводит его в самый темный и дальний угол.
– Сегодня пришла весть от твоего дяди Полидевка. Он хочет, чтобы ты женился на своей двоюродной сестре Гермионе.
Орест отвечает ей изумленным взглядом.
– И что ты думаешь о его предложении?
– Гермиона хорошая девушка, сильная и мудрая. Она потеряла мать и выросла под крылом Полидевка, а это значит, что она хорошо понимает разницу между тем, что важно, а что нет. Мой брат всегда был очень практичным мужем.
Орест кивает. Сегодня днем она видела, как из его покоев, хихикая, выскользнула служанка. Заметив Клитемнестру, девица тут же умолкла и поспешила убраться.
– Если я женюсь на ней, я стану царем Спарты? – спрашивает Орест.
Клитемнестра улыбается.
– Да, я уже об этом позаботилась.
– Но кто тогда будет править Микенами?
– Наша семья. – Именно этого она всегда и хотела для своих детей: чтобы они взяли под свой контроль и Микены, и Спарту, построили династию куда более могущественную, чем у Атридов. Когда ее сын будет править в Спарте, а Электра и Хрисофемида будут готовы выйти замуж, она сможет заключить прочную сеть союзов, укрепив их положение в этих землях. Но сначала Агамемнон и Менелай должны вернуться с войны.
Орест не сводит с нее глаз.
– Да, но кто именно? – Клитемнестра не отвечает, и тогда он добавляет: – Эгисф – не наша семья.
Она опирается спиной о стену.
– Нет, он не семья.
– Если он начнет править вместе с тобой, люди осудят тебя.
Это моя вина, думает она. Она сама приучила сына подвергать всё сомнению.
– Ты слишком много беспокоишься о людях, – говорит она. – Я много раз говорила тебе, что люди здесь не правят. Правим мы.
– Может быть, это ты думаешь о них слишком мало, мама. – Он не пытается ее задеть, просто делится своим наблюдением.
– Я женщина на троне, – отмахивается она. – Конечно, я думаю о людях. Я не могу не думать о них, иначе на этом троне окажется кто-то другой.
Орест переводит взгляд на кузнеца, кующего бронзу, искры разлетаются во все стороны. Профиль сына ослепительно прекрасен: кожа цвета спелых маслин, глаза темны, как обугленное дерево. Как у его отца, с горечью думает Клитемнестра.
– Я женюсь на Гермионе, – говорит Орест.
Она возвращается в свои покои, но Эгисфа там нет. Уже стемнело, поэтому она идет к гостевой комнате, стучится перед тем как войти. Он сидит у окна, ест сыр и груши. Его кинжалы лежат на столе. Она размышляла, как поступить: сказать ему правду или солгать. В последнее время ложь дается ей куда проще, но только не с Эгисфом.
– Ты решила, что я больше не достоин твоего доверия? – спрашивает он, не оборачиваясь.
– Его никто не достоин, – прямо отвечает она.
– И что теперь? Бросишь меня в темницу, как предлагали старейшины? Или убьешь, пока не вернулся твой муж?
«Иногда он ведет себя, как ребенок, – думает она, – обиделся из-за того, что я отправила его во дворец».
– Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже был мертв.
Эгисф оборачивается. В свете факелов его глаза приобретают цвет пепла.
– Ты знаешь, что о тебе говорит народ в деревнях?
– Что-нибудь гадкое, надо полагать.
– Они говорят, что ты обезумела от тщеславия и недоверия. Что ты казнишь всех, кто не выказывает тебе преданности.
– Не могу с этим поспорить. А что они говорят об Агамемноне?
– Что он величайший из предводителей.
– Ну разумеется.
Она подходит к столу, берет один из его клинков и прижимает палец к лезвию.
– Если ты слышал, что обо мне говорят, зачем ты пришел сюда?
– Чтобы убить тебя. – Он не смотрит на нее. Она видит, как напряжены его плечи, как побелели костяшки пальцев, сжимающих кубок.
Вот и правда. Наконец-то.
– И всё же я еще здесь, – отвечает она. Ее саму удивляет, как бесстрастно, как безразлично звучит ее собственный голос.
– Да, – отвечает он так тихо, что кажется, будто это прошелестел ветерок.
– Ты только что признался мне, что хотел меня убить, и при этом ты ждешь, что я буду доверять тебе?
Эгисф ставит кубок на стол. Его испещренное шрамами лицо смягчается.
– Я впервые услышал о тебе, когда Агамемнон только привез тебя сюда. Тогда я скрывался в лесах. Однажды ночью я забрался в амбар, чтобы переночевать, и услышал, как какой-то пастух сказал, что микенский царь женится на женщине из Спарты. Он сказал, что у тебя уже был муж, но Агамемнон убил его вместе с твоим новорожденным сыном, чтобы заполучить тебя.
Он в первый раз говорит об этом при ней. Она