Съемки проходили в основном под Бёрдвудом, в Новом Южном Уэльсе, где родилась и провела первые два года жизни мать Мика Ева. В австралийской прессе поднялась буча — не только потому, что национального народного героя играет «бриттый», но и потому, что, вообще-то, Келли действовал в соседнем штате Виктория.

Жил Мик на маленькой ферме возле Пейлрэнга, милях в тридцати от Канберры, деля скромное бывшее обиталище пастуха с Тони Ричардсоном и продюсером Нилом Хартли. Июль в Новом Южном Уэльсе самый холодный месяц в году, а действие фильма происходило по большей части на натуре, что требовало от Мика всей спортивности и выносливости, на какие он был способен. Съемки оказались не такие беспроблемные, как на «Представлении», плюс Марианнина попытка самоубийства, — можно подумать, в первый день ритуально исполнили «Sympathy for the Devil». Участники съемочной группы вечно болели, какие-то костюмы сгорели при пожаре, а Марк Макманус, игравший подручного Келли Джо Бёрна, еле избежал серьезного увечья, когда нечаянно перевернулась тележка, на которой он ехал. Пошла вторая неделя; Мик надавил на спусковой крючок реквизитного пистолета, патрон разорвался в казеннике, и Мику сильно обожгло правую руку. Ему было больно, рукой он пользовался с трудом, но настоял на продолжении работы.

Засыпая письмами Марианну, он постоянно писал и Марше — «смешные, грустные, задумчивые, глубокие, проницательные, трогательные» послания, как скажет потом она, в том числе одно особенно милое, в котором подбадривал Маршу перед ее участием в фестивале на острове Уайт, где хедлайнером был Боб Дилан. Другое письмо, датированное воскресеньем, 20 июля, днем первой высадки на Луну, было озаглавлено «Воскресенье на Луне». Первое время он не мог удержать авторучку забинтованной правой рукой и писал Марше левой.

Съемки длились с утра до ночи, каждый день нужно было учить реплики на завтра, но и материал для «Стоунз» тоже требовалось создавать. Мик прихватил с собой тетрадку — в ней он записывал идеи для песен, и никогда с ней не расставался — и новую электрогитару, которая сильно помогла восстановить подвижность обожженной руки. Как-то раз, сидя в одиночестве на холоде и думая о Марше, он набросал текст под замечательно бездумным предварительным названием «Black Pussy».[242] Название сменилось не менее двусмысленным «Brown Sugar»[243] — синонимом межрасового секса (особенно в смысле батончиков «Марс») и темного уличного героина. В знакомой обстановке города «Noo Awleans» фигурировали рабовладельческие рынки XIX века, случайные изнасилования молодых рабынь белыми работорговцами, девушки, теряющие невинность, и матери, меняющие молодых любовников. Даже в те времена еле сформулированного феминизма и нулевой политкорректности он и сам слегка удивился своему порыву упомянуть «все ужасы в один присест».

Порою знаменитые друзья режиссера Тони Ричардсона заезжали на площадку и останавливались в том же доме, где жили Тони и Мик. Среди них был шестидесятипятилетний писатель и поэт Кристофер Ишервуд, который прибыл из самой Калифорнии с любовником Доном Бакарди, на тридцать лет его моложе. Прославленный автор «Прощай, Берлин!» и близкий друг Уистана Хью Одена ожидал встретить наглого звездного мачо, но застал Мика в режиме серьезных киносъемок — то есть в лучшем виде. «[Он] очень бледен, тих, уравновешен, весел, уродливо-прекрасен… почти лишен тщеславия, — отмечено в дневниках Ишервуда. — Он почти не поминает о себе и своей карьере… можно говорить с ним часами и так и не узнать, чем же он занимается. Кроме того, он вполне способен веселиться вместе со всеми, кривляться, развлекать, ладить с людьми и вести серьезный разговор тет-а-тет с теми, кто этого хочет. Он серьезно, но отнюдь не претенциозно говорил о Юнге и об Индии… вообще о религии. Он, похоже, терпим и совершенно не стервозен».

При Ишервуде до Тони Ричардсона дошла весть о том, что в Пейлрэнг направляется группа студентов Канберрского университета — хотят похитить Мика и запросить тысячу долларов выкупа на благотворительность. Похитители так и не появились, но десять местных полицейских всю ночь продежурили в кухне, не подозревая, что обитатели дома за стенкой курят траву. Спустя пару дней Марианну выпустили из монастыря, и она приехала к Мику, отчего, с точки зрения Ишервуда, их общее жилье превратилось в «самый потрясающе дикий дом в Австралии».

После всего, что они пережили в Сиднее, дикость меньше всего интересовала Мика и Марианну. Австралийская поездка, которая должна была их сблизить, завершилась через месяц, когда Марианна улетела в Швейцарию лечиться у психиатра — за счет бесконечно щедрого Мика. В Швейцарии она отыскала врачиху, которая поняла ее состояние и взаправду помогла. Но за все это кругосветное путешествие сквозь боль ни единая живая душа не посоветовала ей отказаться от наркотиков.

В тетрадке у Мика появился текст для новой песни Джаггера — Ричарда, вдохновленный вялой шуточкой Марианны по возвращении к жизни, — мол, меня даже дикие кони не оттащат. То была его первая настоящая песня о любви, не тираническая и не клевая, полная угрызений, перемешанных с беспомощностью, слова о том, что он по-прежнему рядом: «I watched you suffer a dull, aching pain / Now you decided to show me the same / No sweeping exit or offstage lines / Could make me feel bitter or treat you unkind».[244]

Через несколько дней после возвращения в Лондон кто-то взломал его машину — исчезли кое-какие мелочи, в том числе тетрадка с текстом «Wild Horses», который он, как водится, не удосужился заучить. Вместо того чтобы обращаться в полицию, которая не посочувствует и вряд ли поможет, он поручил Лесу Перрину опубликовать обращение в газетах: если вернете тетрадь, получите награду, и мы ни о чем вас не спросим. Через несколько часов некий аноним позвонил Ширли Арнольд в контору «Стоунз» и сказал, что тетрадь у него и он хочет за нее 50 фунтов. «Я сказала Мику, а он ответил: „Я дам ему тридцать“, — вспоминает Ширли. — Тетрадь была ему драгоценна, а он все равно сбивал цену. И мужик согласился на тридцатку».

Договорились, что Ширли встретится с анонимом в главном зале вокзала Ватерлоо, передаст деньги и заберет тетрадь. Она ужасно нервничала — вдруг мужик придет грубый, хуже того, опасный, а она тут одна, — но ей и в голову не пришло возразить, до того она была предана Мику. Лишь когда обмен состоялся, она сообразила, что ее все-таки не послали на вокзал в одиночестве: новый молодой шофер Мика Алан Данн стоял неподалеку и за ней приглядывал.

Великобритания снова прочувствовала «Роллинг Стоунз», и настало время переходить к следующему пункту Микова плана возрождения группы — пункту, который был еще важнее. Принц Руперт Лёвенштайн закончил проверку их финансов, и результаты вышли отнюдь не радостные. Принц Руперт настоятельно рекомендовал срочно ехать на гастроли в Штаты, лучше всего — до конца года. Мик согласился, более того, был полон решимости сделать так, чтобы доходы с этих гастролей не ухнули в ту же черную дыру, где в последние годы пропадали другие чеки группы. Иными словами, Аллен Клейн должен уйти.