Все будет хорошо. Здесь все, что ему необходимо, – разлитая повсюду тишина, простор, безмятежность. Он уже забыл, как благотворна эта природа, как умиротворяюща. Ближние холмы – округлые, зеленоватые, мягкие; за ними – более дальние, на расстоянии кажется, что они покрыты голубыми пятнами; и за всем этим – длинный ряд далеких гор, белеющих на фоне спокойного неба.

– Вода в реке стоит очень низко, да? – проговорил Грант, когда они спустились в долину Терли. И в ту же секунду был охвачен паникой.

Так это всегда и случалось. Вот ты – здоровый, свободный, владеющий собой человек, и в следующее мгновение – беспомощное создание, бьющееся в тисках безумия. Грант сцепил руки, чтобы не распахнуть дверцу, и старался прислушаться к тому, что говорил Томми.

Дождей не было несколько недель. Думать о том, что не было дождей. Это важно – отсутствие дождей. Это губило рыбную ловлю. Он приехал в Клюн, чтобы ловить рыбу. Если не будет дождей, не будет хода рыбы. Не будет воды для нее. О боже, помоги мне не попросить Томми остановиться! Не будет воды. Думать сосредоточенно о рыбной ловле. Если дождей не было несколько недель, они должны пойти, не так ли? Почему можно попросить друга остановить машину, если тебя тошнит, и нельзя попросить остановиться, чтобы ты мог выйти из этого тесного замкнутого пространства? Смотреть на реку. С-м-о-т-р-е-т-ь на реку. Вспоминать то, что с ней связано. Здесь ты поймал свою лучшую в прошлом году рыбу. А здесь Пэт соскользнул со скалы, на которой сидел, и повис, зацепившись штанами.

– Славный ход рыбы, просто как никогда, – говорил Томми.

Орешник у реки выглядел большим красноватым пятном на серо-зеленом фоне вереска. Потом, когда наступит лето, прохладный шелест его листвы будет звучать аккомпанементом песне реки, а сейчас голые розовые кусты стояли вдоль берега молчаливой кучей. Томми тоже поднял глаза посмотреть, каков уровень воды в реке, и заметил голые ветки орешника, однако в его душе, душе родителя маленького сына, они пробудили мысли отнюдь не о летних вечерах.

– Пэт скрыл, что он лозоходец, – сказал Томми.

«Так лучше. Думай о Пэте. Говори о Пэте».

– Дом засыпан ветками всех размеров и видов.

– Нашел он что-нибудь?

Если бы удалось сосредоточиться на мыслях о Пэте, это было бы хорошо.

– Он нашел золото под камином в гостиной, труп под, как бы это назвать, ванной, которая внизу, и два источника.

– А где источники?

«Теперь уже не так далеко. Пять миль до горла долины – и Клюн».

– Один под полом столовой, а другой – под коридором в кухню.

– Надеюсь, вы не стали копать под камином в гостиной.

Стекло было полностью опущено. Что тут беспокоиться? Это же в действительности не замкнутое пространство, вовсе не замкнутое пространство.

– Нет, не стали. Он ужасно ругался из-за этого. Сказал, что я – единожды рожденный.

– Единожды рожденный?

– Да. Это его последнее выражение. Пожалуй, на ступеньку пониже рангом, чем «вонючка», я так понимаю.

– Откуда он взял его?

Он будет цепляться за это, пока они не доедут до той березы на повороте. Там он попросит Томми остановиться.

– Не знаю. Кажется, от женщины-теософа, которая прошлой осенью читала лекции.

Почему ему не хочется, чтобы Томми узнал? Ничего постыдного в этом нет. Если бы он был парализованным сифилитиком, то принял бы от Томми помощь и сочувствие. Почему же он хочет скрыть от Томми тот факт, что он покрывается потом от ужаса перед несуществующим? Может, соврать? Ведь можно просто попросить Томми остановиться ненадолго, чтобы полюбоваться видом.

Вот и береза. По крайней мере, до нее он дотянул.

Он сделает это там, где дорога спустится к излучине реки. Оправданием будет желание посмотреть на уровень воды. Гораздо правдоподобнее, чем любоваться пейзажем. Предложение взглянуть на реку найдет у Томми живое понимание, а вот на открывшийся вид – вызовет, пожалуй, молчаливое недоумение.

Еще примерно пять-десять секунд. Одна, две, три, четыре…

Вот.

– В этой луже мы зимой потеряли двух овец, – сообщил Томми, проносясь мимо излучины реки.

Слишком поздно.

Какое еще оправдание можно придумать? Теперь они слишком близко от Клюна, чтобы легко можно было отыскать предлог.

Он даже не мог закурить сигарету из страха, что руки будут дрожать слишком заметно.

Может, если что-нибудь сделать, самое тривиальное…

Грант взял пачку газет с сиденья рядом с собой, стал деловито, но бесцельно перекладывать их и заметил, что «Сигнала» среди них нет. Он собирался взять газету с собой из-за странного стихотворного наброска на полях, но, наверное, оставил в ресторане отеля. Ну ладно. Не важно. Она сослужила свою службу, скрасила ему завтрак. А владельцу газеты она уже не нужна. Он достиг своего рая, своего забытья, если это было то, к чему он стремился. Ему теперь безразлично, что руки могут стать неуправляемыми, а кожа вспотевшей. Не для него борьба с демонами. Не для него ясное утро, мягкая земля, красота силуэта гор на фоне неба.

Впервые Гранту пришло в голову поинтересоваться, что же привело молодого человека на север.

Ведь не для того же он купил билет в спальный вагон первого класса, чтобы напиться там до бесчувствия. Он ехал в определенное место. У него были дело и намерение. Цель.

Зачем поехал он на север в это холодное, не модное для туристов время года? Половить рыбу? Пойти в горы? В купе, как помнилось Гранту, не было никаких вещей, но багаж мог находиться под полкой. Или в багажном вагоне. Что это могло быть, если не спорт?

Не с таким лицом, нет.

Актер? Художник? Возможно.

Моряк, возвращающийся на свой корабль? Ехал на какую-нибудь военно-морскую базу за Инвернесом? Может быть. Такое лицо очень хорошо смотрелось бы на мостике корабля. Маленький корабль, очень быстрый, выдерживающий любой шторм.

Что еще? Что могло привести темноволосого молодого человека с разлетом бровей, свидетельствующим о беспечности, и страстью к алкоголю в горы Шотландии в начале марта?

Разве только он надумал теперь, когда вышел запрет на торговлю виски, заняться нелегальным промыслом?

А это неплохая идея. Легко ли было бы ее осуществить? Не так легко, как в Ирландии, потому что здесь мало кто захочет нарушать закон; но если уж вам удавалось добыть виски, оно оказывалось намного лучше ирландского. Гранту почти захотелось высказать эту идею молодому человеку. Если бы он мог посидеть напротив него за столиком накануне вечером, например понаблюдать, как заблестят его глаза при мысли о таком восхитительном способе обойти закон. Гранту захотелось хотя бы просто поговорить с ним, обменяться мнениями, узнать о нем