— Нигде.

Но Хист им почему-то не верил. Хотя не было никакого повода, атаман поручил своим близким следить за этой четвёркой, особенно за Андреем.

Сарай-Берке трудно было узнать. Обычно в этом городе жизнь била ключом. Целыми вереницами на рынки спешили купцы, везя различные товары.

Сейчас же согнанные с необъятной территории Орды шаманы день и ночь били в бубни, стараясь отогнать злую смерть. Хан тяжело заболел. Он таял на глазах. В предчувствии неминуемого конца он думал о будущем своего ханства. Хан хорошо знал, что Турция всё чаще называлась Ос манией. Начало этому положил отказ старшего брата Алладина от трона в пользу младшего братца, который сумел так поставить дело, что из бея превратился в султана. «А у меня?»

У хана было два сына: старший Инсанбек и младший Чанибек, которые могли быть наследниками. Сам хан склонялся к тому, чтобы им стал младший сын. Старший — и хан это хорошо понимал — был недалёким человеком и подвержен внушению со стороны своих приближённых, у которых главная забота — подгрести под себя побольше добра. А о ханстве у них нет забот. Младший же больше походил на своих предков. Но у хана уже не было сил передать младшему власть. Внешне всё окружение по-прежнему оказывало ему причитающиеся почести, но внутренне они уже повернулись к Инсанбеку. Узбек стал бояться за Чанибека. И не зря.

Инсанбеку его советники все уши прожужжали, что брат хочет захватить трон. На вопрос, что ему делать, они отвечали:

— Бросить брата в яму, а потом казнить.

Хлопоты советников имели успех. Как только из главного шатра вышел шаман и ударом в бубен возвестил о смерти Великого, Инсанбек, у которого ещё не успели выступить слёзы, приказал схватить младшего брата и бросить в яму. Сразу же приказать убить брата даже по монгольским меркам ему показалось кощунственным, хотя советники очень на этом настаивали. Инсанбек решил это сделать через несколько дней после похорон. А пока приказал удвоить стражу.

В эти роковые для Орды дни и появилась в Сарай-Берке четвёрка урусов. Ещё ничего не зная о случившемся, они спрашивали у попавших навстречу жителей, где проживает их царевич. Услышав, кого ищут урусы, они тут же дол сжили советникам нового хана. Те, раздув, что на помощь Чанибеку идут русские войска и уже прибыли в город их соглядатаи, потребовали от Инсанбека схватить и казнить их вместе с царевичем. На что хан дал своё великоханское согласие.

Ничего не подозревавших друзей внезапно схватили и бросили в яму. Когда их, связанных, вели по дороге, встретился им знакомый купец Бурок. Тот Бурок, которого Андрей спас в Африке. Купец узнал его и подскочил было к Андрею, но острые копья преградили дорогу. Одарив стражников по золотой монетке, ему удалось переброситься парой слов со своим спасителем. Когда Андрей сказал, кого они искали, но их схватили, купцу всё стало ясно. О ханской борьбе он был осведомлён. Бурок подмигнул Андрею и приказал слуге проследить, куда их поведут.

Сам он, не теряя времени, выбрал подарок и направил стопы к главной ханше. За долгие годы посещения Сарай-Берке он стал желанным гостем на женской половине ханского шатра. И сегодня стража спокойно пропустила русского купца. Он застал ханшу стоявшей на коленях перед серебряным бурханом. По обе стороны этого языческого божества, уже по русскому обычаю, горели свечи. По её мясистому лицу катились скупые слёзы.

Купец на цыпочках вошёл к ней, она медленно повернула голову. Узнав вошедшего, указала ему место и продолжала стоять перед божеством. Она ещё долго стояла, затем, кряхтя, тяжело поднялась и, переваливаясь с боку на бок, подошла к купцу. Он с печальной миной выразил ей соболезнование. Она, опустившись невдалеке, приняла его слова за чистую монету. Когда же он надел на её толстое запястье золотой с бриллиантами браслет, она с благодарностью посмотрела на гостя.

— Ты зачем пришла? — спросила она.

Купец рассказал про встречу с урусами, про своё спасение одним из них. Выслушав его, ничего не сказав, повернула голову в сторону, о чём-то размышляя. Купец даже подумал: «Ушёл хан, ушла и власть». Ханша, словно уловив его мысли, повернулась к нему всем своим грузным телом и подсказала:

— Сходи к Федорчуку.

Купец слышал о нём, что это был лучший военачальник. Он несколько раз поклонился и заспешил к Федорчуку.

Зная, какое влияние имел купец при ханском дворе, Федорчук принял его. Военачальник был в расстроенных чувствах. Этот полурусский-полутатарин сильно боялся за своё будущее. Если ушедший хан высоко ценил его военные способности, то, как подмечал он, старший сын был к ним абсолютно безразличным. Вот если бы к власти пришёл младший! Но того успели бросить в яму. Сам поднять войска он боялся. А вдруг не пойдут? Тогда привяжут к лошадиному хвосту и будут гнать животное, пока не слезет с него шкура. А потом бросят на съедение бирюкам. Страшно подумать.

Выслушав купца, он ничего обещать не стал. Зачем ему рисковать жизнью и ради кого — каких-то русских? Тяжко вздохнул купец, прощаясь.

— Погоди, — вдруг сказал он и, подозвав купца к себе, прошептал: — приведи царевича, исполню твою волю.

Вышел от него купец опечаленный. «Приведи царевича. Но ведь там такая охрана!» — возмущался он. Но слова Федорчука заставили задуматься.

Купец подошёл к шатру, под которым была яма, куда бросили ханского сына. Охрана стояла большая. Долго купец думал, как же помочь урусам. И пришла ему в голову мысль. Не к себе свернул купчина, а к рынку. Там он нашёл тонкую крепкую волосяную верёвку, маленькую цепкую «кошку». Купил зелье, от которого непробудно спишь, — арзу. Еле донёс, аж весь вспотел.

Дома приказал замесить тесто и испёк лично два больших каравая. Насыпав в кисет золотишка, взял караваи под мышки и, расспросив слугу, куда кинули казаков, пошёл к тому шатру. Его встретил грозный татарский начальник. Хотел было прогнать русскую собаку, да узнал в нём купца, которого уважали многие татарские ханы. «Ещё скандала не оберёшься», — подумал он и спросил:

— Что те надо, купец?

— Ничего, всемогущий. Держи! — и подал кисет.

Заглянул тот в него, и его широкое лицо расплылось в улыбке.

— Слушаю, — сказал он.

— Дозволь, всемогущий, наших русских хлебом напоследок угостить.

Татарин понял, кого он имел в виду.

— Пусть поедят. Они, конечно, заслужили, чтобы их бросить в яму. Пущай тама ждут, что Великий решит. Но всё же, — купец с жалким видом замялся, — всё же они земляки. Смилуйся, всемогущий. Один из них когда-то мне жизнь спас, пусть поедят перед смертью.

— Ладно, — великодушно согласился татарин, — пошли!

Подойдя к шатру, остановился и, подозрительно посмотрев, спросил:

— Больше ничего нет?

Купец приподнял караваи:

— Обыщи.

— Ладно, — и что-то сказал по-татарски.