Поднявшись наверх, пара ненадолго остановилась. Кейр достал ключ, открыл дверь, и оба скрылись внутри. Комната находилась над самой головой, и Селия довольно ясно слышала шаги и голоса. Потом все разом стихло, и больше – ни звука.

Селия подождала пять минут. Пять долгих, молчаливых минут. Затем взяла сумку, надела шляпу, вышла наружу, обогнула дом, поднялась по железной лестнице и до предела вдавила кнопку звонка. Она позвонила несколько раз.

Наконец дверь приоткрылась, и оттуда осторожно выглянул Кейр. Вид у него был весьма забавный: шок вперемешку с чувством вины. Лицо его вначале покраснело, затем стало совсем бледным. В темных глазах застыла тревога, а рот, казалось, окоченел.

– Селия, – выдохнул он.

– Да. – Она одарила его учтивой улыбкой. – Ты не ошибся, Кейр. Это действительно я. Надеюсь, мой неожиданный визит никак не нарушил твоих планов. Мне необходимо обсудить с тобой ряд вопросов, касающихся романа. Потому я и примчалась. Ты позволишь мне войти?

У Джайлза было немало трудностей с романом «Контрасты», который раньше назывался «Черное и белое». Книга ему очень нравилась, была прекрасно написана, а сюжет отличался злободневностью. Селия и Кейр оказались правы: расовая проблема стала очень острой и горячо обсуждалась на всех уровнях. О ней трубили газеты самых разных направлений. О ней говорили едва ли не в каждой семье. Автор романа придумал очень умную концовку, оставив читателям самим раздумывать над дальнейшей судьбой черно-белой пары, у которой должен появиться ребенок.

Мейрик воздержался от литературных штампов. Его герой – выходец с Ямайки – был квалифицированным школьным учителем, безуспешно пытавшимся найти работу в Англии. Героиня была дочерью директора школы, отказавшегося помогать своему зятю. Роман затрагивал множество пластов: семью, социальные различия, снобизм в интеллектуальной и социальной сферах, любовь, секс. И все это раскрывалось на фоне отвратительных расовых предрассудков.

Приятель Кейра, учительствующий в Брикстоне, устроил Мейрику встречу с несколькими ямайскими семьями, чьи дети учились в его классе. Молодой писатель побывал в их безнадежно перенаселенных жилищах, увидел их разочарованность и нескрываемое отчаяние. У этих людей, как и у их детей, не было будущего.

Один ямаец рассказал, что снимал комнату за фунт в неделю, однако вместе с ним там ютились еще восемь соотечественников. Из-за тесноты им приходилось спать по очереди, не только на кровати и диване, но и на полу. Потом власти выгнали их на улицу, заявив, что такая скученность небезопасна для здоровья и может привести к пожару. Ямайцам подыскали муниципальное жилье, что сильно разъярило местных белых, живших ненамного лучше приезжих. Все это накалило обстановку в районе. Стали раздаваться призывы к устройству отдельных кварталов для цветных.

Мейрик встречался и с братом того ямайца, жившим в Бирмингеме. Его брата не брали на работу водителем автобуса. Вакансий хватало, однако белые водители категорически не желали работать бок о бок с цветными. Белые даже устроили забастовку, и по всему Бирмингему развесили транспаранты с лозунгом «Сохраним Британию белой». Уинстону Черчиллю пришлось выступить с речью, сказав, что Британии грозит опасность превратиться в общество болтунов. В редакцию «Таймс» сыпались предостерегающие письма: из двух миллионов жителей Тринидада и Ямайки бо́льшая часть намеревалась поселиться в Англии. Ходили слухи, будто в Брэдфорде раскрыли шайку мошенников, помогавших индийцам и пакистанцам перебраться в Англию. С каждого переселенца они брали до четырехсот фунтов.

Иммигранты повсюду наталкивались на запреты и ограничения, даже если просто хотели организовать досуг внутри своей общины. Городской совет Бирмингема запретил предоставлять им в аренду актовые залы школ, мотивируя тем, что цветные «ненадлежащим образом» используют помещения. Чиновники утверждали, что во время танцев, устраиваемых цветными, в залах наблюдается чрезмерная скученность, а туалеты затем необходимо тщательно отмывать и дезинфицировать. Нередко цветных обвиняли в распространении наркотиков среди белых подростков.

– Все это, конечно, ужасно и постыдно, – заявила Селия после очередной встречи с Мейриком и тут же, со свойственной ей безжалостной честностью, добавила: – Зато на этой почве мы создали прекрасную книгу…

Зная о неприязненном отношении к цветным, Джайлз не переставал опасаться, что роман Мейрика может сильно повредить репутации «Литтонс». Селия, Элспет и, естественно, Джей доказывали ему обратное, называя его опасения полнейшей чушью. Обыватели могут орать что угодно, но в литературных кругах проявление расистских настроений считалось дурным вкусом. Выпуская этот роман, «Литтонс» оказывался в авангарде либеральных взглядов.

Джайлз не торопился сдаваться. Мрачно оглядев совет директоров, он выдал им другой свой аргумент:

– Нас могут обвинить и в том, что мы наживаем капитал на бедах цветных.

– Я так не думаю, – возразил Джей. – Двое ямайцев, с которыми беседовал Хью Мейрик, охотно согласились дать интервью прессе. Эти люди хорошо говорят и логично рассуждают. Оба только рады, что проблемы цветных стали темой романа. В книге нет ни фальши, ни предвзятости. Взять хотя бы страхи и терзания героини. Они переданы очень откровенно. Уверяю тебя, Джайлз, мы выпускаем превосходный роман и тебе не о чем беспокоиться.

Однако Джайлз все равно беспокоился.

По правде говоря, его волновало не столько общественное мнение, сколько причастность Кейра Брауна. С августа этот парень будет работать в «Литтонс» помощником редактора. Опыта работы в издательстве – ноль. Кейр Браун был недавним открытием его матери и явно ее новым любимчиком. Его взяли, чтобы помогать в редактировании романа. Это никуда не годилось. Джайлз словно не слышал аргументов матери, пропуская мимо ушей, что на последнем курсе университета Кейр активно сотрудничал в журнале «Изида», что ей нравились рецензии Кейра и его умение чувствовать слово. Наконец, сюжет романа тоже был идеей Кейра. Однако все это казалось Джайлзу недостаточным, чтобы брать мужа Элспет в штат «Литтонс».

Никто толком не понимал, как это произошло. С шокирующей поспешностью, ни с кем не посоветовавшись, Селия ввела Кейра в состав «Литтонс» как своего протеже. Ей и раньше была свойственна донкихотская манера осуществления идей, утвердившихся в ее голове. Однако история с Кейром явно перехлестывала через край. Впрочем, никто, если не считать Джайлза, не жаловался и не возражал против Кейра. Джей был доволен, поскольку в издательстве не хватало младшего редакторского состава. Кейр ему всегда нравился, и в стенах издательства они тоже быстро нашли общий язык. Ко всякому поручению, даже самому рутинному, Кейр относился очень серьезно и внимательно. Так что слова Селии полностью подтверждались. Рядом с Кейром было легко и весело. Все отмечали его доброжелательность и прощали непредсказуемые вспышки раздражения. Словом, Кейр Браун нравился в «Литтонс» всем. Особенно женщинам.

Но больше всех удивлялась и недоумевала сама Элспет. Естественно, она ничего не знала о визите бабушки в Бирмингем и в ближайшую субботу Кейра не ждала. Однако он вдруг приехал и объявил, что решил принять предложение Селии и пойти работать в «Литтонс». Элспет щипала себя за руку, думая, не грезит ли она наяву. Трижды она спрашивала Кейра, не шутит ли он и какова причина, подвигнувшая его оставить учительский труд. Кейр трижды повторял, что говорит вполне серьезные вещи, а причина достаточно простая: ему надоело ждать, когда его педагогические способности будут оценены по достоинству. Выслушав это, Элспет решила больше не искушать судьбу и от дальнейших расспросов воздержалась. Но все-таки поинтересовалась у бабушки, не она ли подтолкнула Кейра к окончательному решению. Селия встретила вопрос внучки довольно холодно: