«В тот день на Кубе был навсегда похоронен антисоветизм, а антиимпериалистические чувства кубинского народа приобрели еще более глубокий и непримиримый характер»[362], – сделал для себя вывод Александр Алексеев. В телеграмме Никиты Хрущева Фиделю Кастро от 25 июля 1960 года по случаю революционного праздника Кубы – Дня 26 июля – было заявлено: «Если против Кубы будет предпринята вооруженная интервенция, то Кубе будет оказана необходимая помощь».

В ответ на действия Белого дома правительство Кастро поставило производство нефтеперегонных заводов, принадлежавших США и Англии, под государственный контроль. Совет министров Кубы принял «Закон № 851 о защите национальной экономики», который предоставил премьер–министру Фиделю Кастро и президенту страны Дортикосу Торрадо полномочия по национализации предприятий и собственности, принадлежащей американским гражданам и другим лицам, если это требовалось для защиты национальных интересов Кубы. На основании этого закона 7 августа 1960 года был принят «Декрет № 1 о национализации путем принудительной экспроприации предприятий и собственности американских компаний на Кубе». Общая стоимость 26 национализированных американских предприятий оценивалась по тем временам в 637 миллионов долларов. Национализация распространялась на предприятия электрической, телефонной, нефтяной и аграрной сфер. Их владельцы, согласно распоряжению кубинских властей, должны были получить компенсацию специальными облигациями (бонами) со сроком погашения в 50 лет и с начислением 2 процентов годовых. Оплата этих облигаций должна была осуществляться из 1 /4 части средств, полученных Кубой от продажи США сахара сверх 3 миллионов тонн в год по цене не ниже 5 долларов 40 центов за центнер.

Государственный департамент США направил Фиделю ноту протеста против Закона о национализации, назвав ее «жесткой экономической агрессией правительства Кубы против США». А такой американский вердикт, как много раз показывала мировая история, и в первую очередь история Латинской Америки, уже является черной меткой Белого дома неугодному режиму.

В общей сложности у граждан США было экспроприировано почти 500 тысяч гектаров лучших кубинских земель. Американцы настаивали на том, чтобы кубинцы выплатили гражданам США компенсацию не облигациями, а наличными. Полностью, по рыночной цене конфискованных земель. Безусловно, они сознательно шли на обострение конфликта, заранее зная, что Фидель Кастро с этим не согласится. В казне нового революционного правительства попросту не было на это средств.

Следующий удар был нанесен по филиалам крупнейших американских банков на Кубе: «Ферст Нейшенл Сити бэнк оф Нью–Йорк», «Ферст Нейшенл бэнк оф Бостон» и «Чейз Манхэттен бэнк». Капиталовложения этих банков к моменту национализации составили к концу сентября 1960 года 47 194 240 песо, в то время как 36 кубинских банков имели вложений на 122 255 491 песо. В специальном акте указывалось, что «является нетерпимым, когда часть банков страны находится в руках американских монополий, которые проводят политику агрессии против Кубы»[363].

Войдя во вкус, революционеры не «остановились на американцах». В октябре 1960 года был принят целый ряд законов и резолюций по всеобщей национализации. В собственность государства перешли все сахарные заводы, железные дороги, фабрики и промышленные предприятия, а также все крупные торговые предприятия и все банки. Разъясняя кубинцам суть закона № 891, согласно которому были национализированы все кубинские банки, Эрнесто Че Гевара, глава Национального банка Кубы, заявил, что «закон является одним из важнейших актов революционного правительства, дающим эффективную гарантию, что проведение в жизнь аграрной реформы и осуществление индустриализации страны не будут подвергнуты саботажу и различным затруднениям внутри страны»[364].

В сентябре 1960 года советский резидент сообщал в Москву о встрече представителей Советского Союза с Че Геварой: «Гевара высказывался как убежденный наш сторонник. Он считает, что Куба может остаться независимой только в том случае, если она пойдет по социалистическому пути, и только при условии моральной и материальной помощи стран социалистического лагеря. По высказываниям Гевары, это мнение полностью разделяют главные руководители кубинской революции (Ф. Кастро, Р. Кастро, А. Нуньес Хименес, О. Дортикос, министр финансов Астараин идр.). Исходя из этого положения, правительство под всякими предлогами пытается сконцентрировать в своих руках все основные отрасли промышленности с тем, чтобы сделать государственный сектор преобладающим <…> Он полагает, что в интересах социалистических стран и всех стран, борющихся за свою национальную независимость, необходимо сохранение и упрочение завоеваний кубинской революции <… > Гевара рассказал, что он хочет полностью посвятить себя проблемам индустриализации Кубы и при первой возможности уйти с поста директора Национального банка»[365].

Любопытно, что закон о национализации не затронул интересы двух канадских банков («Ройал бэнк оф Канада» и «Бэнк оф Нова Скотия» с общим капиталом в 100 миллионов долларов), которым было позволено функционировать на прежних правах. В 1959 году канадский экспорт на Кубу составил 15,3 миллиона долларов, в основном это были газетная бумага, соленая рыба, семенной картофель. На Кубе действовали филиалы пяти крупнейших канадских страховых компаний с общей страховой суммой в 400 миллионов долларов. Это лишний раз демонстрировало, что новые кубинские власти готовы к сотрудничеству с теми западными странами, которые не идут на конфронтацию с ними. Кстати, западные страны рассматривали Канаду как некий канал торговли с Кубой, чтобы тем самым хоть как–то ослабить ее зависимость от коммунистического мира.

В итоге между Республикой Куба и Канадой установились нормальные отношения на десятилетия. Более того, новое кубинское правительство держало свои капиталы в канадских банках. В этой связи показателен один эпизод. В августе 1960 года в канадский Монреаль под видом туристов приехала большая группа противников Кастро, занимавших ответственные посты при прежнем режиме. К ним примкнули и уголовники, бежавшие с Кубы. Они решили провести так называемую «Конференцию кубинского антикоммунистического освободительного движения». «Руководил парадом» бывший командующий армией Батисты – Каррера. Пытаясь привлечь канадцев на свою сторону, они совершили грубейшую ошибку, выразив пожелание, чтобы «Монреаль стал центром антикастровского движения». Через несколько дней «новоявленных повстанцев» попросили уехать из страны, а Каррере власти Канады и вовсе запретили въезд на ее территорию.

В августе 1960 года в Гаване состоялся 7–й съезд Народно–социалистической партии Кубы. В своем выступлении генеральный секретарь НСП Блас Рока заявил, что «в результате победы кубинской революции и ее дальнейшего развития разрушены все теории так называемого исторического фатализма, в силу которых латиноамериканские страны, имея слабую экономику и находясь вблизи от США, должны якобы жить в вечном подчинении у США и искать облегчения для себя в рамках этой задачи. То, что сделала кубинская революция, могут сделать и другие страны Латинской Америки»[366].