У женщин случаи зоофилии встречаются гораздо реже: из 6 тысяч американок только 25 испытали оргазм в результате возбуждения животными, обычно собаками.

Для большинства людей все это кажется противоестественным и отвратительным. Но факт, что такие случаи вообще существуют, говорит о том, что борцы за стимул готовы пойти на все что угодно, лишь бы избежать бездеятельности.

Под эту категорию подпадают и другие формы сексуального поведения, например такие, как случаи гомосексуализма, основанные на принципе «лучше что-то, чем ничего». В отсутствие нормального стимула становится достаточным и субнормальный объект. Умирающий от голода человек будет жевать древесину и другие вещества, не содержащие никаких питательных элементов, лишь для того, чтобы хоть что-то жевать. Агрессивно настроенные индивиды за неимением врага, на которого можно напасть, будут остервенело крушить неодушевленные предметы или калечить собственные тела.

5. Если стимулы слишком слабы, вы можете усилить свои поведенческие реакции, искусственно усиливая выбранные стимулы.

Этот принцип касается создания «супернормальных стимулов». В основе его работы лежит простая предпосылка, заключающаяся в том, что если естественные, нормальные стимулы вызывают нормальные реакции, то супернормальные стимулы должны вызывать супернормальные реакции. Эта идея широко используется в людском зверинце, но в обычном, среди животных, встречается довольно редко. Студенты, изучающие поведение животных, разработали несколько супернормальных стимулов для подопытных животных, но наличие данного феномена ограничивается лишь несколькими примерами, один из которых я и собираюсь описать подробно.

Это результат моего собственного исследования. Некоторое время в большом птичнике на крыше здания кафедры я держал несколько птиц различных видов. В какой-то момент их покой был нарушен ночными визитами хищной совы, пытающейся нападать через прутья птичника. Для того чтобы разобраться в этой проблеме, мне пришлось провести несколько ночных дежурств. Пока я был там, сова так и не появилась, и, по правде сказать, о ней больше никто не слышал, но, несмотря на неудачу, я все же заметил нечто странное – мне бросилось в глаза очень необычное поведение самих обитателей птичника.

Среди живущих там птиц были голуби и что-то вроде маленьких ткачиков, так называемые серые рисовки. Эти ткачики, как правило, сидят на жердочке вместе, плотно прижавшись друг к другу. К своему удивлению, я заметил, что ткачики в птичнике игнорировали друг друга, отдавая предпочтение голубям в качестве соседей по жердочке. Рядом с каждым голубем, плотно прижавшись к его толстому телу, сидел крошечный ткачик. Довольные маленькие птички уютно устроились на ночлег, а голуби, хотя поначалу и удивленные появлением столь странных соседей, были слишком сонными для того, чтобы предпринимать что-то по этому поводу, и в конце концов так и заснули, устроившись поудобнее.

Я был в полном замешательстве и не знал, как объяснить такую странную манеру поведения. Эти два вида не росли вместе, а значит, не могло быть и речи о лжеимпринтинге, да и ткачики не были выведены в неволе. По всем правилам они должны были устроиться рядом со своими сородичами. Но была и другая проблема: почему из всех видов птиц в качестве партнеров по сну они выбрали именно голубей?

В последующие ночи своего дежурства у птичника мне удалось понаблюдать за еще более странным поведением. Прежде чем заснуть, крошечные ткачики часто чистили клювом перья голубей – опять же действие, которое при нормальных обстоятельствах они бы совершали только с особями своего вида. Еще более странным оказалось то, что они начали играть в чехарду, перепрыгивая через спины своих огромных соседей. Ткачик запрыгивал на спину голубя, затем спрыгивал с нее на другую сторону, опять запрыгивая обратно, и так далее. Но больше всего я был удивлен, когда увидел, как одна из маленьких птичек забралась под голубя и пролезла между его лап. Сонный голубь приподнялся и уставился на что-то, копошащееся под его круглой грудью. Как только, удобно устроившись, ткачик успокоился, голубь опустился на него. Так они и сидели, голубь и ткачик с розовым клювом, торчащим из-под груди голубя.

Мне было необходимо объяснить такие необычные взаимоотношения. В поведении голубей ничего странного не было (может быть, за исключением того, что они проявляли необычайную терпимость), а вот поведение ткачиков требовало более тщательного изучения. Я обнаружил, что у них был особый сигнал, сообщающий другим членам вида о том, что они готовы ко сну. Во время бодрствования они держались друг от друга на расстоянии, но, когда приходило время собираться вместе на ночлег, один ткачик (по-видимому, тот, которому больше всего хотелось спать) взъерошивал перья и как бы приседал, прижимался к жердочке. Это было сигналом для других сородичей, означающим, что они могут присоединиться к нему и не получат никакого отпора. Второй ткачик подлетал и, взъерошив перья, садился на жердочку возле первого, а за ним третий, четвертый и так далее до тех пор, пока все птицы не оказывались рядом друг с другом на одной жердочке. Те, кто прилетал позже, обычно прыгали на одной лапке позади этого ряда и протискивались в середину, занимая более теплое и удобное местечко. Такое поведение птиц дало мне возможность разрешить мои недоумения.

Взъерошив перья и прижавшись к жердочке, ткачики казались больше и круглее, чем когда летали взад-вперед. Это и было основным сигналом, означающим: «Присоединяйтесь ко мне на ночлег». Сидящий на жердочке голубь был еще больше и круглее, а значит, так или иначе воспринимался как подающий все тот же сигнал, только в гораздо большей степени. Кроме того, в отличие от других видов птиц в птичнике у голубей был такой же серый окрас, как у маленьких ткачиков, а благодаря тому, что они были большими, круглыми и серыми, они подавали ткачикам некий супернормальный сигнал, против которого маленькие птички просто не могли устоять. Будучи изначально запрограммированными на такую комбинацию размера, формы и цвета, ткачики автоматически реагировали на голубей как на супернормальный стимул для устройства на ночлег, предпочитая их сородичам. Загвоздка была лишь в том, что голуби не усаживаются в ряд. Ткачик, прижавшись к голубю и обнаружив, что находится как бы в конце ряда, прыгает на спину голубя и, не обнаружив середины «ряда», спрыгивает с другой стороны. Голубь настолько большой, что должен был казаться целым рядом ткачиков, поэтому маленькая птичка и продолжает запрыгивать на него, впрочем абсолютно безуспешно. С огромным упорством ткачик пытается как-то устроиться и наконец, протиснувшись под голубя, находит себе уютное местечко «в середине ряда», между лап большей по размеру птицы.

Как я уже говорил ранее, это один из немногих известных примеров супернормальных стимулов, который к тому же был выявлен без проведения специального эксперимента. Другие же, более известные, примеры всегда предполагают создание некой искусственной ситуации. Птицы кулики-сороки, к примеру, относятся к виду, строящему гнезда на земле. Если одно из яиц выкатывается из гнезда, его втаскивают обратно характерным движением клюва. Если рядом с гнездом положить другие яйца, птицы затащат туда и их. Если подложенные яйца будут разного размера, птицы отдадут предпочтение наиболее крупным из них. Они попытаются втащить в гнездо яйца, которые по размеру намного больше их собственных, и опять это говорит о том, что они не могут устоять и реагируют на супернормальный стимул.