Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свете этих наблюдений, касающихся места ритуала в жизни в целом, обратимся теперь к месту ритуала в иудаизме, где его цель – освящение жизни, в идеале всей жизни полностью. В девятнадцатой главе Книги Левит Бог выражает эту мысль, говоря Моисею: «Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш». Что же подразумевает эта святость? Для многих нынешних людей это пустое слово, но те, кто способен ощутить изумленный трепет и неизъяснимое воздействие на их жизнь со всех сторон, поймут, что имел в виду Платон, когда писал: «Сначала по тебе пробегает дрожь, а потом подкрадывается давно знакомое благоговение». Те, кто испытал подобное, узнают сочетание тайны, экстаза и нуминозного, классическое описание которому дал Рудольф Отто в «Идее священного».
Вести речь об освящении жизни в иудаизме – значит, обращаться к его убежденности, что всю жизнь вплоть до мельчайших компонентов можно при правильном подходе рассматривать как отражение неисчерпаемого источника святости, то есть Бога. Название этому правильному подходу к жизни и к миру – благочестие или набожность, которое следует тщательно отделять от ханжества или святошества, подделки под него. В иудаизме благочестие готовит путь к пришествию Царства Божьего на землю – к времени, когда все будет искуплено и освящено, и святость всего творения Бога окажется совершенно очевидной.
Секрет благочестия состоит в том, чтобы воспринимать весь мир как принадлежащий Богу и отражающий славу Божью. Подняться утром и увидеть свет зарождающегося дня, съесть простую еду, увидеть, как бежит ручей между обросших мхом камней, наблюдать, как день медленно клонится к вечеру – даже эти мелочи способны отразить величие Бога. «Для религиозного человека, – пишет Абрам Хешель, – все выглядит так, словно все в мире стоит отвернувшись от него и повернувшись к Богу». Принимать как должное все хорошее, что случается в жизни и преимущественно достается нам независимо от наших усилий, и не связывать это хорошее с Богом неправильно. В Талмуде сказано, что есть или пить, не возблагодарив сначала за то и другое, – все равно что ограбить Бога, лишить Его собственности. Сквозь весь иудаизм проходит двойной мотив: мы должны радоваться благам жизни и в то же время преумножать эту радость, делясь ею с Богом, – точно так же любая радость будто бы становится больше, если мы делимся ею с друзьями. Еврейский закон одобряет все хорошее, что есть в жизни – еду, брак, детей, природу, и при этом возвышает их до уровня святости. Он учит, что люди должны питаться, что должны накрывать на стол в присутствии Господа. Учит, что люди должны пить и освящать вином шаббат. Учит, что людям надо веселиться и танцевать вокруг Торы.
Если мы спросим, как сохранить ощущение святости всего сущего, несмотря на то что его затуманивает мирская рутина, основной ответ евреев звучит так: посредством традиции. Оставленная без внимания, человеческая способность ощущать чудо и святость будет проявляться лишь изредка, а для того, чтобы гореть ровным пламенем, ей требуется уход. Один из лучших способов сделать это – углубиться в изучение истории, которая в каждом поколении буквально вопиет о провидении и милосердии Божьем. В отличие от тех, кто готов всячески открещиваться от прошлого, чтобы покрепче ухватиться за настоящее, в иудаизме воспоминания о прошлом считаются бесценным сокровищем. Наиболее исторически ориентированный из всех религий, иудаизм убежден, что святость и история неразрывно связаны. Глубоко погружаясь жизненными корнями в прошлое, евреи черпают поддержку в событиях, в которых деяния Бога очевидны. Канун шаббата со свечами и чашей благословения, трапеза на Песах с ее многочисленными символами, аскетическая торжественность Йом-Киппура – «дня искупления», звуки шофара на Новый год, свиток Торы, украшенный наперсником и короной – евреи усматривают во всем этом не что иное, как смысл жизни, смысл, охватывающий столетия и подтверждающий великую милость Бога к его народу. Даже когда евреи вспоминают свои трагедии и цену, которую им пришлось заплатить за выживание, они отчетливо сознают поддерживающую их руку Бога. «Жить по закону, – пишет еврейский философ недавних времен, – значит жить в период времени жизнью вечности»[224].
Основные инструкции по освящению жизни – это Закон, первые пять книг Библии, Тора. Когда во время традиционной синагогальной службы приходит время возвращать Тору в ковчег, собравшиеся читают строки из Книги Притчей: «Она – древо жизни для тех, которые приобретают ее». В этом сравнении заложен глубокий смысл, так как дерево – символ самой жизни, чуда, при котором инертные элементы, солнце, дождь и почва, участвуют в таинстве роста. То же самое для евреев означает Тора. Она тоже является созидательной силой, способной вызывать и поддерживать святость в жизни тех, чей цветущий мир в противном случае превратился бы в сухие камни. «Она – древо жизни для тех, которые приобретают ее».
Откровение
Вслед за евреями мы рассмотрели их интерпретацию основных сфер человеческого опыта и выяснили, что они пришли к более глубокому пониманию их смысла, нежели кто-либо из их средиземноморских соседей; в сущности, основу этого понимания не превзошел никто. Напрашивается вопрос: чем вызвано это достижение? Было ли оно случайным? Неужели евреи просто случайно наткнулись на этот кладезь озарений? Если бы они дошли до подобной глубины в одной-двух сферах, такое объяснение выглядело бы правдоподобно, но поскольку они достигли удивительных высот в каждом из основных вопросов, это объяснение не годится. В таком случае, значит, евреи от природы умнее других народов? Иудейское учение, согласно которому человечество образует единую семью – символически изложенное в рассказе об Адаме и Еве – недвусмысленно исключает такое соображение. Сами евреи отвечают, что к этим озарениям они пришли не своими силами. Они получили их в виде откровения.
Откровение означает раскрытие. Когда кто-то говорит, что ему «было откровение», это значит, что нечто ранее скрытое стало явным. Завеса приподнялась, показалось то, что скрывалось за ней. Откровение как богословское понятие имеет тот же основной смысл, но акцентирует внимание на раскрытии особого рода – на природе Бога и его воле для человечества.
Поскольку записи об этих раскрытиях есть в книге, возникала тенденция подходить к откровению как к преимущественно вербальному явлению, воспринимать его как то, что