согласно этому уроку те, кто сохраняет преданность, невзирая на тяготы, будут оправданы. В конце концов их восстановят в правах.

Выходите из Вавилона… с гласом радости возвещайте и проповедуйте это, распространяйте эту весть до пределов земли; говорите: «Господь искупил раба Своего Иакова (Ис 48:20–22).

Но у своего пленения евреи могли научиться не только смыслу их испытания. С их помощью Бог ввел в историю уроки, в которых нуждаются все народы, однако они ослеплены привольной жизнью и благодушием. Посредством страданий евреев Бог выжег в их сердцах страсть к свободе и справедливости, способную оказать влияние на все человечество.

Я… поставлю Тебя в завет для народа, во свет для язычников, чтобы открыть глаза слепых, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме – из темницы (Ис 42:6–7).

Говоря отвлеченно, самый глубокий смысл во время пленения евреи обнаружили в заместительном страдании: этот смысл появляется в жизни тех, кто готов терпеть боль, лишь бы другие были избавлены от нее. «Второй Исаия» связал этот общий принцип с опытом своего народа, представляя день, когда народы земли узнают, что крохотный народ (здесь его олицетворяет единственное лицо), который они когда-то презирали, на самом деле страдал за них:

Но Он взял на Себя наши немощи, и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом.

Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились.

Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас (Ис 53:4–6).

Смысл в мессианстве

Евреи сумели найти смысл в своих страданиях, однако этим их поиски смысла не закончились. Они достигли кульминации в мессианстве.

Углубиться в эту концепцию можно с помощью примечательного факта. Идея прогресса – вера в то, что условия жизни можно улучшить, и что история может в этом отношении достичь успеха, – зародилась на Западе. По мере того как другие народы приходили к этой мысли, они заимствовали ее у Запада.

Как бы ни поражал этот факт, он выглядит объяснимым. Ограничившись двумя другими устойчивыми цивилизациями – южноазиатскими с центром в Индии и восточноазиатскими с центром в Китае и с ответвлениями его культуры[222], – мы обнаружим, что их главенствующие взгляды были сформированы людьми, находившимися у власти; в Индии это были брахманы (брамины), в Китае – ученые. В отличие от них, взгляды Запада в этом отношении определенно сформировали евреи, которые на протяжении большей части периода своего становления были обездоленным народом. Если правящие классы устраивает существующее положение вещей, то обездоленных определенно нет. И если их дух не сломлен, чего с духом евреев никогда не случалось, угнетенные надеются на перемены к лучшему. Эта надежда придала умственному складу библейских евреев направленность вперед и вверх. Они стали выжидающим народом – людьми, которые ждали если не избавления от ярма угнетателей, то переселения в Землю Обетованную.

Ласкает взоры ширь равнин,

Их зелень без изъяна,

Так мил евреям Ханаан,

И воды Иордана.

Подведем итог: взгляды обездоленных устремлены лишь вверх, и эта направленность еврейского воображения в конце концов привела Запад к выводу, что условия жизни в целом можно изменить к лучшему.

Человеческому сердцу легче опереться на надежду, когда она конкретна, и в конце концов воплощением еврейских надежд стала фигура ожидаемого мессии. Дословно «мессия» (от ивритского «машиах») означает «помазанный», но поскольку обряд миропомазания проводили для царей и первосвященников, это выражение стало почетным титулом, означающим того, кто возвеличен или «избран». Во время вавилонского пленения в евреях проснулась надежда на искупителя, который «соберет пленников» на их родной земле. После разрушения Второго храма (70 г. н. э.) почетным титулом «Мессия» стали именовать того, кто спасет евреев диаспоры.

Но ничто не решалось так просто, и со временем идея мессианства усложнилась. Ее живительной концепцией всегда оставалась надежда, и у этой надежды неизменно имелось две стороны: политически-национальная (которая предвидела триумф евреев над их врагами и возвышение самих евреев в мировых делах) и духовно-универсальная (согласно которой их политический триумф будет сопровождаться нравственным успехом мировых масштабов).

И перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать (Ис 2:4).

Эти три характерных черты идеи мессианства – надежда, национальная реституция и мировое возвышение, – оставались постоянными, но в этих постоянных рамках развивались различные сценарии.

Одно из существенных отличий относилось к способу прихода эпохи мессианства. Некоторые ждали, что явится реально существующий мессия – священник или царь, который, будучи наместником Бога, введет новый порядок. С другой стороны, были и те, кто считал, что Бог обойдется без посредника-человека и вмешается сам. Эти последние взгляды, уместно называемые «ожиданием мессии», выражали надежду на «эпоху политических свобод, нравственного совершенства и земного блаженства для народа Израиля на его собственной земле, а также для всего рода человеческого»[223]. Первая концепция охватывает все, что есть во второй, но добавляет к ней возвышенную политическую и духовную человеческую личность, которая явится подготовить мир к царству Всемогущего.

Второе несоответствие отражало восстановительные и утопические порывы в пределах иудаизма в целом. Восстановительное мессианство стремилось к воссозданию былых условий, как правило, монархии Давида, но на этот раз идеализированной. Здесь надежда обращается вспять, к восстановлению изначального положения вещей и к «жизни с предками». Но мессианство также подстроилось под направленные вперед порывы иудаизма, поэтому появились взгляды, утопически представляющие положение вещей, никогда не существовавшее ранее.

И наконец, сторонники мессианства расходились во мнениях о том, продолжит ли новый порядок предшествующую историю или потрясет мир до основания и заменит его в конце времен эпохой, сверхъестественно иной по характеру. По мере того как с восхождением Европы власть евреев таяла и надежды на политическую реставрацию в Израиле становились все менее возможными, ожидание чудесного искупления препятствовало политическим устремлениям. Апокалиптизм, элементы которого заметны у самих пророков, заменил надежды на военную победу. Мессианская эпоха наступит в любой момент, неожиданно и катастрофически. Обрушатся горы, закипят моря. Законы природы будут упразднены и освободят место божественному порядку, вообразить который невозможно, но известно, что после «родовых мук мессианской эпохи» – пугающих образов, вызванных ужасами, которые на самом деле испытали евреи – наступят мир и покой. Даже в этом случае апокалиптическая версия содержит элемент утопии.