звучал так уродливо, что в итоге ему самому стало стыдно за нарушение вечного покоя золотых цветов, что росли в Снежной долине.

Прошло пять лет.

Он никогда не сможет простить себя.

— Учитель… Простите меня… я изо всех сил спешил вернуться в срок. Я подготовил подарок и хотел лично поприветствовать вас не с пустыми руками… — все его хладнокровие сгорело в огне и улетучилось с пеплом, а напускное спокойствие осыпалось на землю, как битая черепица.

Стоящий на коленях перед Чу Ваньнином Мо Жань в конце концов совсем потерял голову. Земля ушла у него из-под ног, и он только и мог, что цепляться за Учителя, моля о прощении:

— Я… я такой дурак! Это первое, что я пообещал после вашего воскрешения и не смог исполнить даже такой малости. Это моя вина!

Чу Ваньнин не мог видеть его таким, ведь он всегда любил Мо Жаня, и теперь, встретившись с ним после долгой разлуки, разве мог он заставить его страдать?

Однако, услышав эти слова, чуть замешкавшись, он все же спросил:

— Почему ты опоздал сегодня?

— Сначала... я думал, что успею вовремя. Но в городе Цайде встретился с пакостливой нечистью, и я…

— Ты уничтожал демонов и поэтому задержался?

— Простите меня, – Мо Жань низко опустил голову. — Я не только опоздал, но и подарки, что были приготовлены для Учителя, почти полностью уничтожены… кроме того, я с ног до головы был залит грязной кровью, поэтому в спешке отправился в купальню, чтобы смыть ее, а в итоге…

Чу Ваньнин почувствовал, как его сердце наполняется покоем и нежностью.

Уважаемый Мастер Мо.

Этот Мо Жань и в самом деле совсем не такой, как пять лет назад.

Тогда он был эгоистичным ребенком, но сейчас понял, что есть вещи важнее собственного блага. Чу Ваньнина нельзя было назвать романтичным человеком, идущим на поводу у своего сердца. Вот если бы он узнал, что Мо Жань видел проделки демонов в Цайде и прошел мимо, он бы точно разозлился не на шутку. Но теперь, когда этот мужчина покорно стоял перед ним на коленях и неуклюже просил прощения, он чувствовал, что это было не только поистине глупо, но и невероятно мило.

Чу Ваньнин неуверенно сделал шаг вперед. Нежность наполнила его сердце, переливаясь через край. Он протянул руку, чтобы помочь Мо Жаню подняться, и вдруг неожиданно услышал низкий голос:

— Учитель, прошу, не прогоняйте меня. Останьтесь моим наставником.

На этот раз пришла очередь Чу Ваньнину остолбенеть. Он ничего не знал ни о внутренних переживаниях Мо Жаня, ни о пожирающем его изнутри чувстве вины и страхе, поэтому совершенно не ожидал от него подобных слов. После некоторого колебания, он неуверенно сказал:

— Почему…

— Пусть идет дождь, я все равно останусь рядом с вами, буду гнаться за вами, оберегать вас и носить на спине. Даже если это вам в тягость и совсем не нравится, умоляю, не прогоняйте меня.

Мо Жань, наконец, поднял лицо, и сердце Чу Ваньнина затрепетало.

Он увидел покрасневшие глаза, затуманенные слезами.

Чу Ваньнин всегда был решительным человеком, но сейчас он растерялся и совершенно не представлял, что делать и говорить дальше.

— Ты… в этом году тебе ведь исполнилось двадцать два года, почему ты все еще…

Он замолк. Помолчав, он тяжело вздохнул и сказал:

— Сначала встань с колен.

Мо Жань яростно вытер глаза и упрямо заявил:

— Учитель не хочет меня, я не встану.

…Конечно, все такой же проходимец!

У Чу Ваньнина сразу разболелась голова. Поджав губы, он схватил Мо Жаня за запястье и потянул вверх, заставляя подняться.

Но стоило его пальцам коснуться этой руки, он тут же кожей ощутил литые мышцы и обжигающий жар, исходящий от сильного молодого тела, так разительно отличавшегося от субтильного тела подростка. Сердце Чу Ваньнина забилось так сильно и быстро, что в груди стало больно и горячо. Он ошеломленно замер, а затем поспешно выпустил руку Мо Жаня.

К счастью, Мо Жань в этот момент был настолько поглощен своими переживаниями, что не обратил внимания на странное поведение своего учителя. Сам же Чу Ваньнин с недоверием уставился на свою руку. Внутри него штормовой ветер гнал яростные волны, разбивая их о берег его сердца.

Он только что… Что с ним не так?

Неужели за пять лет долгого сна его самодисциплина, духовная и телесная чистота, гордость и сдержанность были безвозвратно утеряны?

Он поднял взгляд и снова ошеломленно взглянул на Мо Жаня.

Или все дело в том, что его ученик так изменился, что, в конечном итоге, рядом с ним он больше не может сохранять самообладание?

Мо Жань же, сохраняя видимость покорности, не собирался уступать Чу Ваньнину. Остервенело кусая губы, он всем видом давал понять, что избавиться от него будет не просто:

— Пожалуйста, Учитель, не прогоняйте меня, — с этими словами он снова упал на колени.

Разве посмел бы Чу Ваньнин снова помочь ему встать? Поэтому он поспешил строго прикрикнуть:

— Ты снова стоишь на коленях! Вот сейчас я в самом деле не хочу тебя!

— …

Мо Жань замер и непонимающе захлопал глазами. И тут до него, наконец, дошло, что именно сказал Чу Ваньнин, и его глаза засияли от счастья:

— Учитель, так вы не обижаетесь на меня… Вы не сердитесь, что я не успел в назначенное время встретиться с вами? Вы…

Чу Ваньнин раздраженно перебил его:

— Я само великодушие. С чего мне быть таким мелочным?

Под влиянием нахлынувших чувств Мо Жань не смог сдержаться и попытался обнять его. Испуганный этой пылкостью Чу Ваньнин отступил и, грозно нахмурив брови, сделал ему выговор:

— Ты что творишь? Совсем стыд потерял?

— Ох, — сообразив, что только что вел себя недостойно, Мо Жань тут же начал извиняться. — Простите! Я виноват! Виноват! Я просто забылся от счастья.

Уши Чу Ваньнина вспыхнули, но тон голоса остался таким же холодным и сухим:

— Человеку уже больше двадцати, а он все еще не знает, что такое приличия.

Теперь и у Мо Жаня заалели кончики ушей:

— Я испорченный, — буркнул он себе под нос.

Это его «я плохой, я испорченный», похоже, стало мантрой Мо Жаня. Каждый раз, когда Чу Ваньнин слышал от него эти слова, он чувствовал одновременно и раздражение, и смех, и жалость, и сердечное тепло.

Чуть приподняв завесу ресниц над сияющими