с широкими плечами, узкой талией и длинными ногами. После выступления на арене его спокойное лицо все еще излучало жар, выступивший на лбу пот в лучах солнца переливался и блестел как шкура гепарда.

Заметив, что Чу Ваньнин смотрит на него, он на миг оцепенел, а потом вдруг широко улыбнулся. Даже золотая заря не смогла бы затмить эту улыбку, похожую на согретый солнцем кипарис, трепещущий на теплом ветру. Страсть плескалась на дне его глаз, длинные изогнутые ресницы молили о нежности. Решительное и открытое лицо, несмотря на несколько смущенное выражение, ослепляло своей юношеской свежестью и чувственностью.

Какой же все-таки красивый парень.

Сохраняя видимое спокойствие, Чу Ваньнин сидел на возвышении и, скрестив руки на груди, с достоинством взирал на него сверху вниз. Со стороны он выглядел все таким же холодным и неприступным, и только Небесам было известно, что этот человек уже потерял душевный покой, и, сбросив шлем и латы, готов сбежать с поля боя[131.10].

Стоявший в толпе людей Мо Жань, с трудом сдерживая смех, вдруг поднял руку и указал на свою одежду, а затем на Чу Ваньнина.

— … — прищуренные глаза феникса настороженно и недоуменно уставились на него.

Мо Жань улыбнулся еще шире и, прикрыв от других губы рукой, беззвучно, но четко произнес несколько слов.

Чу Ваньнин: — ..?

Шелестели листья, дул утренний ветерок, он ничего не расслышал. Мо Жань с беспомощным видом посмотрел на него. Наконец, ухмыльнувшись одним только краем губ, он покачал головой и демонстративно коснулся подола своей одежды.

Чу Ваньнин опустил голову вниз, и всего мгновение спустя его уши стали алыми как маков цвет:

— …

Величественный и исполненный достоинства старейшина Юйхэн, наконец-то понял, что хотел сказать ему его ученик. Оказывается, поднявшись рано утром, он второпях схватил первую попавшуюся верхнюю одежду из беспорядочно сваленных в Павильоне Алого Лотоса вещей, и по роковой случайности это оказалась та самая одежда, которой вчера он обменялся с Мо Жанем.

…Неудивительно, что пока он шел сюда, ему казалось, что что-то волочится за ним по земле! Оказывается, это был слишком длинный подол!

«Мо Вэйюй, ты невыносим!» — разгневанный Чу Ваньнин возмущенно отвернулся. — «Бесстыжий негодяй, ты такой тупица, что так и не понял, что не надо наступать на больную мозоль[131.11]!»

Автору есть, что сказать:

Маленькая миниатюра «Содержание книги щенка».

Ярким примером того, какие письма писали друг другу люди в древности, считаю «Книгу Юаньвэй[131.13]», этот образчик тошнотворной слащавости. Честно говоря, при прочтении я все же не удержалась от того, чтобы всей душой не болеть за крепкую па-па-па[131.12]-дружбу между господином Бо Цзюйи и господином Юань Чжэнем[131.13]. Аплодирую[131.12][па-па-па как хлоп-хлоп-хлоп] стоя! Ха-ха-ха.

Письма щенка не так сложны, тем более, даже обложившись справочниками, я не смогу овладеть красноречием Бо Цзюйи и вмиг набью оскомину от всех этих «нижайший из низких», «клей и лак моего сердца». Так о чем может писать собака?

Выдержки из трактата «Письма господина ПсиНы»:

Марципан из Линьи хорош на вкус, но дороже обычного. Сорок медяков за полкило. Но вкусный, очень вкусный.

Картофельное рагу очень сытное. Я поел вчера вечером и все еще не голоден. И оно вкусное, очень вкусное.

Случайно пролил мед на жареные крылышки в мешочке Цянькунь. А это вкусно, очень вкусно.

Нарезка из сырой рыбы в Цюаньчжоу имеет специфический вкус, но все равно вкусная, очень вкусная.

Учитель, просыпайтесь! Давайте есть вместе!

Глава 132. Учитель и Ши Мэй 18+

Как усталые птицы вечером возвращаются в свои гнезда, так ученики Пика Сышэн, закончив дневные занятия, потянулись в направлении Зала Мэнпо. Только Мо Жань не спешил уходить и, стоя рядом с деревянным манекеном для оттачивания ударов, как будто кого-то ждал.

За последние годы напряжение в отношениях между ним и Сюэ Мэном заметно ослабло, в особенности после того, как Мо Жань прислал ему найденный в Линши духовный камень высшего качества, который Сюэ Мэн инкрустировал в рукоять Лунчэна. С того времени неприязнь между братьями поутихла, поэтому Мо Жань не удивился, когда Сюэ Мэн не ушел, а, обернувшись, спросил его:

— Есть пойдешь?

— Приду чуть позже.

Подняв глаза, он увидел, что, заслоняя Сюэ Мэна, перед ним стоял Ши Мэй. Лучи заходящего солнца оттеняли его лоснящуюся от пота белоснежную кожу[132.1] и несравненную красоту. Поправив выбившуюся прядь на виске, он пригладил волосы и спросил:

— А-Жань, ты ведь Учителя ждешь?

— Ага.

Только вернувшись на Пик, Мо Жань с самого утра отправился на показательные выступления, так и не встретившись с ним. Они не виделись со времени той битвы, когда рука об руку с Сюэ Мэном Мо Жань закрыл новый Небесный Разлом, но уже тогда было ясно, что ростом Ши Мэй вскоре превзойдет Сюэ Мэна.

Однако теперь, когда они оба стояли перед ним в лучах закатного солнца, Мо Жань почему-то чувствовал себя немного неловко. Разумеется, он не считал, что Ши Мэй подурнел, вот только...

Ему было сложно сформулировать свои чувства. В прошлом он привык видеть Ши Мэя хрупким, скрытым за спиной более высокого и массивного Сюэ Мэна, и не ожидал, что сейчас все перевернется с ног на голову.

Наконец, Мо Жань с улыбкой сказал Ши Мэю:

— Вчера я пропустил званный ужин, и думаю искупить свою вину, составив компанию Учителю. Хочу пригласить его вместе спуститься с горы, чтобы поужинать, поэтому в Зал Мэнпо не пойду. Если хотите, можете пойти вместе с нами.

Сюэ Мэн и Ши Мэй не имели привычки есть вместе с Чу Ваньнином, поэтому, переглянувшись, ушли. Не зная, чем заняться, Мо Жань, оглядевшись по сторонам, присел на корточки на большом валуне из голубого известняка и, сорвав травинку щетинника*, принялся забавляться с ней в ожидании, пока Чу Ваньнин спустится.

Когда последние лучи заката окрасили небо ярким багрянцем, и народившийся месяц высунулся из-за пурпурных облаков, из бамбуковой рощи, через которую проходила тропинка, ведущая с Южной горы, не спеша вышел человек. Он успел переодеться в новые белые одежды и теперь в руках нес сверток. Увидев Мо Жаня, Чу Ваньнин замер, и всего на мгновение на его лице появилось смущенное выражение.

— Я как раз собирался найти тебя… а ты здесь.

— Я ждал Учителя, чтобы поесть, — спрыгнув с камня, сказал Мо Жань, продолжая крутить в руках травинку[132.2] и сияя улыбкой. —