Будь у него бумага и ручка, что бы он врал в утешение вдовам и матерям? Его бойцы сражались за деньги на стороне теневой структуры, созданной ради обогащения.

И сам он тоже.

Даже если можно проникнуться верностью к преступному картелю – что не так сложно, если подумать, ведь люди сплошь и рядом сражаются и гибнут за такие группы, – факт остается фактом: вся операция была чудовищной ошибкой. Ее затеял человек, который обокрал свою группу и слетел с катушек.

Но и это можно объяснить. Трудно, но можно, поскольку это как-никак вписывается в понятную систему вещей. Чего он не сможет изложить в письме, так это что они случайно напоролись на подпольную исламистскую фабрику по производству взрывчатки.

Неудивительно, что китайские власти сообщили, будто взорвался газ. Не для того, чтобы скрыть правду: они всего лишь выбрали более простое объяснение.

Семьям придется написать, что ребята погибли при взрыве газа, или в автомобильной катастрофе, или по какой другой нелепой случайности, какие бывают на войне. Как те американские солдаты, которых убило током в душевой из-за плохо проведенной электрики. Кто писал те письма?

Расхаживая взад-вперед и глядя на мерцающие огни города, он понял, что есть лишь один способ придать этому смысл, если под смыслом понимать то, что он сможет написать матерям погибших сегодня ребят. А именно – найти и убить Абдуллу Джонса.

Соколов сел на корточки – мышцы болели, но приятно, – скрестил руки на коленях и положил на них голову.

Все теперь было ясно, кроме одного: как выбраться из страны. Это зависит от Оливии. Беспомощной, одинокой, босой девочки. И все же располагающей куда бо́льшими ресурсами, чем сам Соколов.

Был странный момент под конец разговора, когда она сказала, что не может оставить его в квартире. С чего бы это? Как будто Соколов рассчитывал у нее поселиться. И все же она сочла нужным проговорить все прямым текстом. Потому что он ей нравится, как и она ему, а значит, необходимо соблюсти условности.

Он прижал подбородок к груди и упал на спину, в последний миг хлопнув руками по ковру, как в самбо. Не худшее место для ночевки. А если вытащить из-за пояса «макар», будет еще лучше. Соколов положил пистолет рядом с головой, достал из нагрудного кармана запасной магазин, а из заднего кармана брюк – фонарик. Расшнуровал туфли Джереми Ёна, но, памятуя пример Оливии, снимать не стал – вдруг и здесь случится «утечка газа».

Однако сон не шел, поскольку Соколов все время думал, что будет, если кто-нибудь войдет.

Он закинул кэмелбек на плечо и пошел в конференц-зал. Под большим столом были проложены провода, чтобы будущие гости могли подключиться к Интернету. Ножом Соколов быстро отковырял стяжки, отрезал несколько метров кабеля и закинул на плечи. Поставил стул на стол, влез на него и сдвинул потолочную панель.

Над ним, как он и помнил, шли стальные фермы. Дотянуться до них Соколов не мог, но со второй попытки сумел забросить туда конец кабеля и протолкнуть так, что теперь оба конца висели на одной высоте. Их он связал узлом примерно в метре от стола.

Затем спустил стул на пол, лег посреди конференц-стола и крепко уснул.

* * *

– Смысл этой маленькой демонстрации был бы вполне очевиден всякому, у кого есть хоть капля воображения: тебе в частности, – поэтому сам я считаю ее пустой тратой времени. Однако мои коллеги – люди простые. Они любят конкретность и не очень верят в свое умение общаться через культурные и лингвистические барьеры.

Джонс впереди Зулы спускался в трюм по лестнице со стальными перекладинами.

– А может, – весело добавил он, – они просто садисты.

При этих словах она обернулась и мельком увидела огромное, плохо освещенное пространство. Там стояли несколько мужчин, а между ними на стуле сидела Юйся. Инстинкты требовали выбираться отсюда как можно скорее, однако заместитель Джонса – Зула вычислила, что его зовут Халид, – спускался следом, почти наступая ей на руки.

Двигатели судна заработали несколько минут назад, якорь был поднят. Они уже выбрались из тесной гавани и теперь шли вдоль дальнего берега островка, на вид совершенно не заселенного. Здесь не было удобных бухт, и открытое всем ветрам побережье, вероятно, никого не привлекало. Под палубами грохот двигателей оглушал, но как раз когда Зула спустилась с лестницы, рулевой сбросил ход до самого тихого.

Ноги у Юйси были связаны в щиколотках и в коленях, руки заведены за спину.

За Халидом спустился член команды с пятигаллонным пластмассовым ведром, доверху наполненным морской водой. Довольно много выплеснулось на палубу, но когда ведро поставили перед Юйсей, оно по-прежнему было почти полным.

– Не надо, – сказала Зула, – это совершенно…

– Бесполезно. Да. Я только что это говорил, – отвечал Джонс. – Для тебя и для меня. И уж для нее – точно. Но все остальные уверены, что это ужасно важно.

Халид зашел Юйсе за спину. На миг то, что видела сейчас Зула, стало похоже на видео с казнью заложника.

Однако это была не казнь. Не совсем казнь. «Твоя подруга!» – объявил Халид и кивнул членам команды, стоящим по бокам от Юйси. Те подошли ближе и с неловкостью, которая в других обстоятельствах выглядела бы комично, кое-как перевернули ее вверх тормашками и засунули головой в ведро. Вытесненная вода хлынула через край на палубу.

– Нет, – тихо проговорила Зула.

– Считай это спектаклем, – сказал Джонс.

– Пожалуйста, вели им прекратить.

– Ты не понимаешь, – сказал Джонс. – Спектакль должна устроить ты. Они хотят, чтобы у тебя случилась истерика. И чем дольше ты будешь сохранять хладнокровие, тем больше она пробудет без кислорода.

Зула метнулась вперед. Джонс подставил ей ногу, и Зула растянулась на полу. Ее вытянутая правая рука почти доставала до ведра. Она начала привставать, чтобы сделать новый рывок, но тут тяжелый ботинок придавил ей руку. Зула подняла голову и увидела Халида: он глядел сверху вниз, упиваясь происходящим. Левой рукой она ухватила его за щиколотку. На Халиде были высокие, армейского типа ботинки с крючками для шнуровки. Один из крючков зацепил повязку на пальце, сорвав бинт вместе с ногтем. Халид второй ногой придавил ей левую руку. Зула лежала на боку, с придавленными к палубе руками, всего в дюймах от ведра, где боролась за жизнь Юйся. Та билась головой о стенку в попытках опрокинуть ведро, черные, любовно подстриженные волосы хлестали о полупрозрачный пластик, вода бурлила от пузырей, вырывавшихся из ее легких.

Зула не испытывала тех чувств, которых от нее добивались. Ей просто хотелось всех убить. Если бы не подсказка Джонса, она, возможно, и не устроила бы желаемый спектакль: единственное, что могло спасти Юйсю. Однако пара деталей – колышущиеся волосы Юйси и собственная кровь на полу – дали то провинциально театральное вживание в роль, которое позволило выплеснуть все горе и ярость, копившиеся в ее эмоциональном буфере последние несколько дней, отпустить тормоза и превратиться в ту жалкую, рыдающую, воющую истеричку, какую они хотели увидеть.