немцев не принимали всерьез, продолжая считать, что масштабных действий в этом направлении от Берлина ждать не приходится. Однако вскоре ситуация изменилась. В июне 1884 года находившийся в Лондоне Герберт фон Бисмарк провел переговоры с представителями британского Форин Офис, в ходе которых заявил, что Германия по-прежнему не собирается приобретать колонии, а лишь защищает своих предпринимателей. «Потом вы все равно придете к колониям, у нас все начиналось таким же образом, и вы не сможете этого избежать», — гласил ответ[727]. Однако на прямо поставленный вопрос британский государственный секретарь по иностранным делам Джордж Левенсон-Гоуэр 2-й граф Гренвилл вынужден был дать ответ, что у Британии нет формальных оснований протестовать против немецкой экспансии. Предпринятая государственным секретарем по делам колоний Эдуардом Стюартом 15-м графом Дерби попытка ограничить размер германских владений в Юго-Западной Африке, быстро окружив их кольцом британских территорий, также не имела успеха.

Бисмарк считал необходимым жестко защищать германские права на заморские территории, «Внимание к чувствам англичан ведет только к тому, что их запросы растут и они укрепляются в ошибочном мнении, что мы, не требуя ничего взамен, будем и в дальнейшем, как многие годы до этого, ставить нашу политику на службу англичанам», — писал он в августе 1884 года[728]. Поскольку британцы в этот момент оказались вовлечены в колониальный спор с Францией из-за Египта, они ничего не могли противопоставить германской экспансии и вынуждены были скрепя сердце принять ее.

Одновременно Бисмарк считал нужным поддерживать Париж в колониальном соперничестве с Лондоном. На конференции по Египту в июле 1884 года Германия и Франция действовали единым фронтом, оставив Англию в изоляции. Пик сотрудничества оказался достигнут на конференции по Конго, состоявшейся зимой 1884/85 года в Берлине. Здесь немцы и французы совместно остановили британскую экспансию в Западной Африке, утвердили в бассейне реки Конго принцип свободной торговли и способствовали созданию здесь формально независимого государства под скипетром бельгийского монарха.

В то же время Бисмарк не хотел перегибать палку и идти на слишком серьезный конфликт с Британией. В марте 1885 года на переговорах, проведенных в Лондоне его сыном Гербертом, было достигнуто соглашение, признававшее за Германией все уже приобретенные ею территории, но ставившее границы дальнейшей экспансии. На этом история колониальной политики Бисмарка фактически завершилась. Казалось, канцлер вновь полностью утратил к ней всякий интерес. Несколько лет спустя, разговаривая с одним из энтузиастов колониализма, он произнес знаменитую фразу: «Ваша карта Африки очень хороша, однако моя карта Африки находится в Европе. Здесь Россия, а здесь Франция, а мы в середине. Вот моя карта Африки»[729].

Все это ставит вопрос о том, почему Бисмарк в середине 1880-х годов очертя голову бросился в омут колониальной политики. Очевидный интерес Германии заключался в том, чтобы не встревать в территориальные споры других держав, а извлекать из них максимальную выгоду для себя. С этой точки зрения колониальная экспансия представлялась действительно бессмысленной и даже вредной авантюрой. Единственное ее значение в контексте внешней политики заключалось в том, чтобы продемонстрировать Лондону свою силу и готовность защищать интересы, показать, что хорошие отношения с Германской империей не есть что-то само собой разумеющееся и не требующее усилий, и тем самым сделать Великобританию более склонной к переговорам. Другой мотив, о котором часто упоминается, — интересы германских предпринимателей, оказывавших давление на правительство. Действительно, как уже говорилось выше, сторонниками колониальной экспансии являлись многие влиятельные деятели из различных сфер. Однако Бисмарк был отнюдь не тем человеком, который шел на поводу у бизнеса, в особенности в вопросах внешней политики. «Внешняя политика и экономические дела никогда не должны переплетаться друг с другом», — заявил он однажды[730]. Третья гипотеза исходит из того, что «железный канцлер» хотел нанести удар по берлинским «англоманам», возглавляемым супругой кронпринца Викторией. Вильгельм I достиг уже весьма преклонных лет, и казалось, что Фридрих Вильгельм вскоре взойдет на престол. Опасаясь, что это приведет к резкому и опасному повороту германской внешней политики в фарватер Великобритании, Бисмарк стремился создать точки напряженности в отношениях с Лондоном. Только когда кронпринц весной 1885 года заверил канцлера, что, когда он станет кайзером, все останется по-старому, глава правительства прервал свою кампанию[731].

На наш взгляд, все эти соображения нельзя полностью исключать, однако главную роль сыграл четвертый фактор — внутренняя политика. Зайдя в тупик в своем противоборстве с Рейхстагом, Бисмарк отчаянно искал средство, которое помогло бы ему повлиять на избирателей в преддверии осенних выборов 1884 года. Популярный в определенных кругах колониальный лозунг тоже был пущен в ход. Приобретение колоний, писал Бисмарк германскому послу в Лондоне графу Георгу Герберту цу Мюнстеру-Л ед енбургу, «жизненно важно для нас исходя из соображений внутренней политики. […] Общественное мнение в Германии придает сегодня колониальной политике столь значительный вес, что положение правительства в значительной степени зависит от ее успеха»[732]. Претворить в жизнь популярный в обществе проект канцлеру помогло «окно возможностей», открывшееся в 1884–1885 годах, когда ни один из крупных игроков не мог всерьез помешать Германии, чьи внешнеполитические позиции были исключительно благоприятными.

Несмотря на все усилия Бисмарка, осенние выборы 1884 года слабо изменили расстановку сил в Рейхстаге. Создать надежную коалицию большинства было по-прежнему сложно. Более того, социал-демократы попытались перехватить у канцлера инициативу, внеся законопроект о защите прав наемных работников. Он предусматривал в первую очередь введение 10-часового рабочего дня, запрет воскресной работы, ограничение женского труда и создание единой системы фабричных инспекций. Законопроект был передан в комиссию, которая оставила от него только положение о запрете воскресного труда. В ходе последовавших дебатов Бисмарк выступил категорически против подобного запрета, объясняя это в первую очередь технологическими потребностями производства и необходимостью сохранять высокую конкурентоспособность немецких товаров[733]. В реальности канцлер хотел в первую очередь не дать левым шанса ни выйти из изоляции, в которой они находились внутри палаты, ни заработать себе очки среди избирателей. Со своей стороны он ужесточил давление на рабочее движение — в апреле 1886 года увидел свет Указ о стачках, предусматривавший силовые действия по отношению к забастовщикам в случае, если стачка начинает приобретать характер, хотя бы отдаленно напоминающий политический. В социальном законодательстве был сделан перерыв. В тандеме кнута и пряника на первое место вновь вышел кнут.

К этому моменту Бисмарк развернул новую кампанию, атаковав еще одного традиционного противника — поляков. В начале 1885 года по его распоряжению была начата высылка из восточных провинций Пруссии лиц польской национальности, не являвшихся германскими гражданами. Бисмарк представил дело таким образом, словно речь