проведенную с женщиной, которой ты понравился... нет, важнее... тайну, от которой зависит восстановление трона и отмщение за королеву.

— Государыня, моя жизнь принадлежит вам.

— Жизнь. Что такое твоя жизнь? Нынче человеческая жизнь ценится дешево. Ею жертвуют или ее отнимают у других за всякий вздор. Нам нужна верность несокрушимая, такая, которая может устоять перед всяческими соблазнами. А мои враги, если узнают, что я задумала, не постоят за искушениями. Устоишь ли ты?.. Таков ли ты человек, какого я ищу?

Эти слова вновь словно приподняли Рикардо в своем собственном мнении: он чувствовал себя ровней доверявшей ему королеве.

— Да, вы не ошиблись во мне, — отвечал он, — сообщите мне вашу тайну. Доверьтесь мне, если считаете меня способным исполнить важное поручение. Я его выполню, даже если бы меня соблазняли целым царством.

— Верю. Ты честен, ты не предатель. Это несомненно. И твой взгляд, и еще больше твои поступки мне это доказывают: ты не предашь меня.

— Так скажите же наконец, в чем дело.

— Ты все узнаешь... Но не здесь и не теперь. Мне покуда надо было только предупредить тебя. А в Сицилии, куда ты обязан приехать как можно скорее, я все сообщу тебе.

— Даю вам честное слово, что если я останусь жив, то через месяц, не позднее, я буду у ваших ног.

Каролина продолжала ласкать его. Глаза ее разгорелись страстью, пыл которой объял и Рикардо. Она встала, обняла его. Фонарь, все время остававшийся на полу, догорал... Вдруг послышался выстрел...

Что же происходило вне замка во время описанного нами свидания?

Ночь была совершенно темная. Пиетро Торо и Гиро несколько раз уже обходили дозором замок. Все было безмолвно, беспросветно. Но приблизительно в час ночи около холмов, окружающих равнину Фаньяно, по которой две дороги вели к ее центру, стали появляться искорки. Их было немного; они то вовсе исчезали, то опять слабо вспыхивали, то шевелились, то оставались несколько секунд неподвижными. И в то же время как будто приближались медленно к замку.

— Видишь? — спросил Гиро товарища.

— Вижу, — отвечал Торо, — не иначе как французы. Дураки, сколько раз они себя этими фонарями выдавали. Не раз мы их за это взбучивали и все-таки не выучили.

Не успели партизаны поднять тревогу, как со стороны равнины послышался близкий топот коня, во мраке вырисовалась фигура одного из сторожевых всадников, и раздался наконец его громкий стук в главные ворота замка.

— Французы! Французы! — послышалось из-за ворот.

— Французы! — отозвались партизаны.

— Где капитан? — спрашивали они друг друга, и никто не знал, где Рикардо: может быть, у герцога; может быть, в обходе.

Рикардо же встрепенулся в объятиях королевы и воскликнул:

— Неприятель!.. Я должен идти туда... Могу ли я пробраться наружу иначе, как через дверь, в которую вошел.

— Невозможно! — отвечала Каролина. — Пришлось бы проходить через все мои комнаты, комнаты Альмы, а далее половина самого Фаньяно.

— Во что бы то ни стало я должен выйти! — в большом волнении восклицал молодой человек. — Я должен быть с моими.

Фонарь потух; мрак был непроницаемый.

— В такую минуту одна я имею право распоряжаться. Слушай: ты должен защищать меня, ты поклялся. Я приказываю тебе оставаться здесь.

Она объяснила, что он прежде всего должен воспрепятствовать врагу ворваться к ней через заветную дверь. Это ей даст возможность вместе с приближенными и герцогом через противоположную часть замка добраться до потаенного и надежного хода. Для этого достаточно четверти часа, даже десяти минут...

Покуда они переговаривались, завязалась перестрелка уже у самого замка... И действительно, французы как будто знали, где искать свою добычу: в дверь башни королевы они стали бить ружейными прикладами.

— Иди, — прошептала королева, — я вышлю людей тебе на помощь... Дверь сломают не сразу. Прощай, до свиданья.

И, не выдержав, женщина еще раз бросилась в его объятия, страстно прижалась устами к его губам. В это самое мгновение комната осветилась, и послышался трепетный голос вошедшей Альмы:

— Государыня, нельзя больше медлить. Все готово, отец вас ждет...

— Иду, иду, — откликнулась королева, поспешно оставляя Рикардо, не уверенная, однако, видела ли Альма свою королеву в объятиях партизана, или не успела заметить. «А впрочем, не все ли равно, мне этой девочки бояться нечего», — подумала Каролина.

Рикардо спустился бегом с узкой лестницы, дверь еще не поддалась, но не могла долго продержаться, удары извне усиливались. Он был вооружен двумя заряженными пистолетами, кинжалом и саблей. За плечами заряженная винтовка.

Дверь была выбита, но еще не совсем. Минут пять она могла служить ему прикрытием. Он положил на месте первых двух солдат, пытавшихся ворваться на лестницу, отбивался от других, отбивался еще, когда дверь окончательно сбросили с петель. Он слышал голоса своих, напавших с тыла на французов. Но последних было больше. Его чем-то ударили по голове. Он чувствовал, что ранен, в уме успела блеснуть мысль: «Прошло более четверти часа, государыня спасена».

Затем он ничего не помнил, покуда не очнулся в цепях, в тюрьме, в плену у французов.

XIII

Отношения населения к завоевателям. — Семья Фаньяно

К утру замок и его службы после беспощадной, упорной борьбы с партизанами были заняты французами. Пожар был потушен без особого труда, ибо неприятелем подожжены были только отдельные строения, сараи, сеновалы, помещения для рабочих и т. п., большею частью деревянные. Огонь почти не коснулся замка, который оказался пуст, когда его занял французский отряд: ни семейства Фаньяно, ни его стражи, а главное, королевы Каролины, для захвата которой, собственно, и была направлена экспедиция, не было следов. Все они успели скрыться через подземную галерею, о существовании которой было неизвестно французам и вход в которую, невзирая на все усилия, они отыскать не могли.

На следующий день прибыл гражданский комиссар французского правительства, нечто вроде губернатора, с обширными полномочиями, соответствующими военному времени.

Две роты солдат расположились кольцом в окрестностях замка и равнины для охраны порядка и защиты от нападений орудующих в горах партизанских шаек. Спокойствие во всем округе постепенно начинало восстанавливаться. Через два-три дня жители, скрывавшиеся в ущельях и лесах, начали возвращаться в свои жилища и подумывать об обычной работе, тем более что французские солдаты, расквартированные частью в замке, частью в ближайших селениях, хорошо относились к мирному населению. Оно убедилось, что завоеватели страшны только для своих врагов, бурбонских атаманов, которые,