class="p1">Но дело не только в количестве, заявлял Мельгунов, — в большевистских тюрьмах, утверждал он, условия содержания были гораздо хуже, чем у «белых». Мельгунов приводил пример Пертоминского «красного» концлагеря, созданного на берегу Белого моря в конце 1919 г. По свидетельству ссыльных: «Лагерь устроен в старом полуразвалившемся здании бывшего монастыря, без печей, без нар, без пресной воды, которую выдают в очень ограниченном количестве, без достаточного питания, без всякой медицинской помощи…». Но центральным местом ссылки отмечает Мельгунов стали Соловецкие острова, где в то время находилось свыше 200 заключенных. «Главное ее отличие от дореволюционной каторги состоит в том, что вся администрация, надзор, конвойная команда и т. д. — состоит из уголовных, отбывающих наказание в этом лагере. Все это, конечно, самые отборные элементы: главным образом чекисты, приговоренные за воровство, вымогательство, истязания и прочие проступки…. (заключенные) ходят босые, раздетые и голодные, работают минимум 14 ч. в сутки и за всякие провинности наказываются…: палками, хлыстами, простыми карцерами и «каменными мешками», голодом, «выставлением в голом виде на комаров»[1989]. В итоге, констатировал Мельгунов, «Обрекая людей на физическую и духовную смерть, власть «коммунистическая» с особой жестокостью создает условия существования, неслыханные даже в трагической истории русской каторги и ссылки»[1990].

А, как обстояли дела с содержанием заключенных в «белых» тюрьмах и лагерях?

На том же Севере наибольшую известность приобрела тюрьма на острове Мудьюг в Белом море, созданная интервентами 23 августа 1918 г. Въезд туда для россиян воспрещался, комендант и его помощник по иронии судьбы были офицерами армии страны, когда-то провозгласившей знаменитую Декларацию прав человека и гражданина[1991]. Опыт у коменданта уже имелся, он «служил перед этим по тюремному делу в какой-то колонии, где приобрел навык в обработке туземцев»[1992].

Столкнувшись с тем, что происходило в этом лагере, не выдержал даже, союзный французам член правительства Северной области: «Трудно удержаться, не указав… на образцы худшего применения средневековой инквизиции на Мудьюге…»[1993]. Лишь в течение недели (март 1919 г.) на Мудьюге умерло 22 человека[1994]. Причины смерти голод, цинга, тиф, гангрена, холод. К моменту посещения лагеря министром внутренних дел правительства Северной области В. Игнатьевым заключенных было около 300 человек, смертность составила свыше 30 %, за пять месяцев. Об оставшихся Игнатьев писал: «Общее впечатление было потрясающее — живые мертвецы, ждущие своей очереди»[1995]. К закрытию лагеря вымерло более половины заключенных, выжившие большей частью представляли собой полуживых безнадежных калек[1996].

Примеру «цивилизованных союзников» последовало и «белое» правительство ген. Миллера, в середине 1919 г. организовавшее каторжную тюрьму в бухте Иоканьга на пустынном мурманском побережье Белого моря. В тюрьму было сослано свыше 1200 человек, в основном политических. Начальником тюрьмы был бывший начальник Нерчинской каторги, «личность, — по словам члена правительства Северной области эсера Б. Соколова, — безусловно ненормальная». «Режим Иоканьгской каторги, — вспоминал один из ее узников П. Чуев, — представляет собой наиболее зверский, изощренный метод истребления людей медленной, мучительной смертью»[1997]. По данным Б. Соколова, «из 1200 арестантов 23 были расстреляны за предполагавшийся побег и непослушание, 310 умерли от цинги и тифа, и только около 100 через три месяца заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, иоканьгская каторга превратила полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, с почерневшими, раздутыми руками и ногами, множество туберкулезных и, как массовое явление, — потеря зубов. Это были не люди, а жалкие подобия их. Они не могли передвигаться без посторонней помощи…»[1998]. Сойти на берег в Мурманске, после освобождения края от белых, смогли только 127 мучеников Иоканьги[1999].

Как же обстояли дела у Верховного правителя России в Сибири? — По данным Главного управления местами заключения, эпидемия тифа охватила 43 из 78 тюрем. Особое совещание по вопросу о причинах распространения эпидемии в Троицкой уездной тюрьме приходило к выводу, что «главными причинами заболевания были: переполнение тюрьмы заключенными, плохие санитарные условия…, вследствие ветхости, сырости самого тюремного здания, отсутствие топлива, белья, постельных принадлежностей и одежды…»[2000]. Главной причиной страданий заключенных, сообщал в сентябре 1919 г. Моботдел отвечавший за состояние лагерей, стал «холод, в результате давший очень большой процент смертности в некоторых лагерях»… наступающая зима «унесет в могилу… не одну сотню жизней»[2001].

И это маленькая толика тех страшных фактов, которые накопились за историю гражданской войны. Тем не менее, они говорят о том, что условия содержания в тюрьмах, как «белых», так и «красных» мало чем отличались между собой, за исключением самого количества заключенных: в «белых» тюрьмах и лагерях, как на Севере, так и в Сибири доля заключенных (к численности населения данных регионов) многократно превышала показатель Советской России.

Количество жертв

Сколько же было жертв «Красного террора»? Ответ именно на этот вопрос дал такую широкую популярность книге Мельгунова:

При оценке количества жертв «Красного террора» Мельгунов ссылается на «обобщающий очерк» комиссии, созданной Деникиным по расследованию злодеяний большевиков. Комиссия только за два года 1918–1919 гг. насчитала около 1700 тыс. жертв большевизма[2002]. Однако, как пришли к выводу авторы исследования «Население России в ХХ веке», опубликованном в 2000 г., цифра приводимая комиссией Деникина не имеет никакого научного обоснования[2003].

Мельгунов сам признавал низкую достоверность приводимых им данных: «Допустим, что легко можно подвергнуть критике сообщение хотя бы с.-р. печати о том, что во время астраханской бойни 1919 г. погибло до 4000 рабочих. Кто может дать точную цифру? И кто сможет ее дать когда-либо? Пусть даже она уменьшится вдвое. Но неужели от этого изменится хоть на йоту сама сущность?»[2004] В подтверждение своих выводов, Мельгунов ссылался и на другие оценки, например, ведущего британского специалиста по России, историка Саролеа, который приводил скрупулезные данные, но при этом, как отмечает Мельгунов, не указал на их источники. «Надо ли говорить, что эти точные подсчеты, — отмечал сам Мельгунов, — носят, конечно, совершенно фантастический характер, но характеристика террора в России в общем у автора соответствует действительности»[2005].

Последователи Мельгунова, как отмечает историк Ю. Емельянов, многократно превзойдут его «достижения»: если у Мельгунова счет расстрелянных и замученных идет на десятки и сотни тысяч, то у Солженицына — на миллионы и десятки миллионов[2006]. У Мельгунова количество жертв Красного террора так же считалось миллионами, например, он оценивал количество жертв Красного террора за наиболее кровавый 1920 г. в 1500 тыс. чел[2007]. Свой подход Мельгунов определял следующим образом: «Среднюю (скромную) цифру (расстрелов) надо установить приблизительно 5 человек в день или помножив на 1000 застенков, — 5000 и в год около 1,5 млн.»[2008]

Подобные подходы к