оценке количества жертв вынудили Даниэля и Охотина, первых публикаторов книги «Красный террор» в СССР, предупредить читателей, что Мельгунов и «не претендовал на научное освещение событий»[2009]. «Белогвардейская литература, бесспорно, — подтверждал историк Павлюченков, — впитала в себя элементы народного вымысла в описании красного террора»[2010]. Действительно очевидно Мельгунова цифры и факты волновали далеко не в первую очередь. Зачем же он тогда писал книгу? Какую цель преследовал?

Направление поиска ответа на эти вопросы давал сам Мельгунов, указывавший на то, что вся его книга сводится, прежде всего, к оправданию «Белого террора», за счет обвинения «Красного»: «говоря о «красном терроре», со спокойной совестью я мог в данный момент проходить мимо насилий эпохи «белого террора»»[2011]. Мельгунов, даже не проходил мимо, а просто отрицал его: «Мы готовы не верить диким «похвальбам» о расстреле 900 новобранцев в день сдачи Самары или 120 пленных красноармейцев на ст. Чишма. Мы можем ослабить оценку подавления восстания в Сибирском полку, даваемую Майским, или докладов полк. Галкина об обстреле артиллерийским огнем непокорных деревень; мы пройдем мимо захвата заложников Комучем…»[2012]. Дело уже не в цифрах и фактах. А в чем?

Ответ на этот вопрос звучит в словах даже в целом благожелательно относящегося к Мельгунову историка Емельянова, который, предваряя издание его книги, отмечал, что она «имеет большое политическое значение», «имеет явный публицистический характер…, не лишена пристрастности, автор ненавидит большевизм…, (что) не способствует взвешенности суждений и выводов»[2013]. Однако дело здесь не просто в пристрастности, а во вполне осознанном акте борьбы — С. Мельгунов был руководителем «Союза Возрождения России» и «Тактического центра», ведущих борьбу с большевиками, неоднократно арестовывался, и в 1922 г. был выслан за границу. Книга Мельгунова — это даже не публицистика, а пропагандистский памфлет являющийся оружием идеологической войны.

Свои выводы Мельгунов строил на отчетах комиссии по расследованию большевистских злодеяний, которая была учреждена Отделом пропаганды Особого совещания при ген. А. Деникине[2014]. Основная проблема Отдела пропаганды (Освага), по словам его руководителя ученого правоведа, видного кадета К. Соколова, заключалась в «отсутствии у нас политического курса»[2015]. У Отдела пропаганды не было не только идей, но и даже каких-либо открытых целей, за достижение которых можно было призывать продолжать борьбу. Поэтому Отдел пропаганды сосредоточил все свои усилия на призыве к борьбе против «большевистского варварства». Основное внимание Освага, подтверждал редактор газеты «Вечерние Новости» из Екатеринослава, «обращалось на издание каких-то разжигающих национальную ненависть брошюр…»[2016].

Но главная задача, ради которой собственно и создавался Отдел пропаганды, заключалась в том, указывал Деникин, чтобы «заставить сейчас, после заключения перемирия, их (союзников) войска сражаться за Россию (а это) — выше сил какого бы то ни было правительства. А главное, здесь сейчас начинается такая кампания — демагогическая, взывающая к желанию покоя и мира, изображающая всех антибольшевиков реакционерами и реставраторами, что союзные правительства боятся дать сражение своим большевикам на непопулярном сейчас лозунге интервенции»[2017].

На Отдел пропаганды, по словам Деникина, были отпущены «весьма крупные средства, чтобы с первых же шагов поставить широко это важное дело»[2018]. «Кредиты на пропаганду и «осведомление», — подтверждал военный журналист А. Валентинов, — грозили достичь гомерических размеров»[2019]. Отдел пропаганды, подтверждал Врангель, «стоил правительству бешеных денег»[2020]. Однако, как вспоминал руководитель Освага К. Соколов, «ни с чьей стороны, от высших чинов ставки до последнего стражника, мы не встречали понимания, сочувствия и поддержки…, у всех наших ведомств к «Освагу» какое то злорадное и легкомысленно-пренебрежительное отношение»[2021]

Причина этого заключалась в том, что Отдел пропаганды, одновременно со своей прямой деятельностью, выполнял функции политического осведомителя департамента полиции, «стыдливо скрывавшегося под псевдонимом Гражданской Части Государственной стражи»[2022]. Дело усугублялось тем, что возглавлял Осваг представитель, политически чуждой армии, партии — кадетов. В конечном итоге работа Отдела пропаганды самим «белым», по признанию Деникина, принесла больше вреда, чем пользы, «благодаря самому факту всеобщего отрицательного отношения к нему и недоверия ко всему, что носило печать «Освага»»[2023].

После ликвидации Освага, отмечал в своем дневнике Валентинов, «расплодилась чуть ли не дюжина маленьких «осважнят»: «политические авантюристы всех рангов и калибров, ех-министры Особого совещания, голодные, оказавшиеся на мели осважники, случайные репортеры вчерашних столичных газет, — все эти дни и ночи напролет сочиняли обеими руками рецепты спасения России»[2024].

По окончанию гражданской войны в рядах этих «политических авантюристов» окажется и Мельгунов, который в годы написания «Красного террора», в 1926 г. становится одним из инициаторов и соредакторов еженедельника «Борьба за Россию», открывавшегося передовицей: «Мы зовем к непримиримости. Мы зовем к борьбе…, поднять чувство активности для борьбы с нею (коммунистической властью) вот наши главные задачи»[2025].

Неслучайно Горький в ответ назвал Мельгунова «достойным кандидатом в палачи»[2026]. «Именно демагоги и политиканы с нарочитыми всхлипываниями и причитаниями, — пояснял С. Павлюченков, — ведут толпы слепых к порогу нового террора»[2027]. Мельгунов относился к тем российским эмигрантам, которые, по словам Дж. Кейнса, «больше ненавидят большевиков, чем любят Россию, — (и) заставляют нас принимать решения только на основе слухов, далеких от реальности»[2028].

* * * * *

Что же касается количества жертв гражданской войны, то Мельгунов в итоге сам был вынужден признать: «Оглядывая всю совокупность материала, легшего в основу моей работы, я должен, быть может, еще раз подчеркнуть, что в наши дни он не может быть подвергнут строгому критическому анализу — нет данных, нет возможности проверить во всем его достоверность. Истину пока можно установить только путем некоторых сопоставлений»[2029].

Действительно в период написания книги «Красный террор» таких данных либо не было, либо они находились еще в слишком разрозненном виде. Ситуация станет меняться со второй половины 1920-х гг. Но начать стоит все-таки со сравнений, поскольку они задают некую систему координат которая позволяет дать более объективную оценку масштабов того или иного исторического события.

Все познается в сравнении

Финляндия

Опыт Финляндии интересен тем, что он предшествовал российскому опыту террора и был одной из причин ожесточения гражданской войны в России с обеих сторон.

И. Ратьковский[2030]

В Финляндии, по словам британского историка Д. Кигана, «готовность правых вступить в альянс с Германией после объявления в 1917 г. независимости, спровоцировала левых сформировать собственную рабочую милицию. В январе 1918 г. между ними начались сражения»[2031]. Гражданская война шла между просоветски настроенными пролетариями индустриального Юга и националистами, аграрного Севера. Силы красных насчитывали около 90 тысяч