Они пролетали ночью. Все в ярких, разноцветных огнях, украшенные, как новогодняя елка. И, подмигивая всем, оставшимся внизу, своими огнями, пели земле о небе.

— Лешка! Прилетай в гости! — кричал вслед удаляющемуся самолету одинокий Дракон.

— Передайте привет Лешке, — шептал он, стоя у окна. И на всякий случай, а вдруг этот самолет его — Соколова, каждому борту без разбора желал счастливого пути и хорошей удачной посадки.

— Вам жить! Долго! Будьте счастливы, ребята! Пусть жизнь ваша будет большой и светлой. Как память земли, какая любит вас и ждет.

Яровой вошел в сельсовет. Секретарь — пожилая женщина приветливо поздоровалась с ним.

— Председатель? Он завтра будет. Поехал вместе с нашим бухгалтером к оленеводам в ближнюю бригаду, — ответила она.

— А как поживает Егор, поселенец бывший?

— О! Егор теперь у нас — знатный строитель. Человек безупречного поведения и исключительной порядочности. А Вы к нему?

— Да.

— Думаю, зря приехали. У нас, в Воямполке, преступников не водится. А жизнь Егора у всех на виду. Он здесь и муху пальцем не обидел! Это Вам каждый скажет.

— Охотно верю. Но это — здесь. А каким он был в отпуске? За это Вы не можете поручиться!

— Могу, — улыбнулась секретарь. — По той простой причине, что в отпуске за все эти годы он ни разу не был.

— Как? И ни разу не выезжал из села? — дрогнул голос Аркадия.

— Выезжал. Но в командировку, а не в отпуск. Видели в Тигиле клуб из розового туфа? Вот за ним Егор и ездил. И сам потом помогал строить.

— Значит, он ездил в Армению? — обрадовался Яровой.

— Да. В Ереван. А до этого в Хабаровск. Таким щеголем наш Егор вернулся! Еще бы! Ведь он зарабатывает больше нас с Вами вместе взятых, — вздохнула секретарь.

— Причем здесь заработок? Не так уж дорого стоит в Ереване сшить приличный костюм! — Не понял Яровой зависти своей собеседницы.

— А приличные рубины у вас в Армении тоже не так уж дорого стоют? — съязвила секретарь.

— Не знаю. Мне, во всяком случае, рубин не по карману, — машинально ответил Яровой. И вдруг память подсказала ему… Но секретарь опередила вопрос следователя.

— Вот видите! А наш Егор даже на работе носит великолепный золотой перстень с рубином. Вот я и говорю, разве не щеголь?

Яровой положил перед собою бланк протокола допроса. Секретарь несколько неохотно, но обстоятельно описала форму и размер перстня, способ крепления на нем рубинового камня. Даже то, что перстень был поношенным. Было похоже, что это — перстень Евдокимова. Оставалось только заполучить его, чтобы полностью идентифицировать. И тогда…

«Нужно это сделать сейчас же, — думает Яровой, — ведь Дракон мог уже прослышать о приезде, спешном приезде человека с южным загаром и что-то заподозрить. Да и секретарь может поделиться с кем-нибудь о теме допроса. В таком маленьком селе, где все друг другу целиком доверяют, предупреждение о неразглашении следственной тайны может и не подействовать. Нужно заканчивать допрос».

— Скажите, когда именно Егор был в командировке вообще и в Армении в частности? Когда он вернулся в село? — задает он вопрос.

— Этого я не могу сказать. Мне около года пришлось лечиться на материке. Вернулась неделю назад. Так что командировка Егора была в мое отсутствие. Кавав все знает. Дождитесь его. Он Вам и все документы покажет.

— А Вы разве не можете дать мне эти документы. Хотя бы проездные билеты до Еревана и обратно?

— Нет. Я не могу, не имею права рыться в ящиках стола председателя сельсовета или бухгалтера. У нас так не принято. И вам не позволю здесь, в сельсовете, обыски устраивать! — встала секретарь, давая понять, что разговор на эту тему продолжать бесполезно.

…Егор сидел спокойно, молча. Равнодушно смотрел на перстень, который только что снял с пальца и на то, как внимательно следователь рассматривал в лупу.

— Этот перстень, Егор, был детально описан, когда был изъят в лагере. Потом он был возвращен его владельцу — Евдокимову. Протокол, где записаны отличительные особенности перстня — остался. Он — у меня, в деле. Вот, пожалуйста, ознакомься. Как видишь, все признаки совпадают. Даже номер пробы золота. Если ты скажешь, что купил этот перстень в магазине— мне легко будет доказать, что это не так. Перстень очень поношен. Его возраст может определить эксперт. Но и мы с тобою знаем, что такие перстни уже давно не выпускаются и не продаются. Ты можешь сказать, что купил этот перстень где-нибудь на барахолке! Но это будет слишком наивное объяснение. И я даже при всем желании не смогу в это поверить. Ты ведь знаешь, Егор, что Евдокимов никогда никому не отдал и не продал бы своего перстня. Скальп доказал это в лагере. Чтобы завладеть перстнем Скальпа, надо было сначала его убить. И ты это знаешь. А зная — никогда бы не купил ни у кого такую улику. Даже если допустить, что Евдокимова убил кто- то другой. Ты ведь можешь сказать, что у Скальпа было много врагов в лагере. И будешь прав в этом. Но этот кто-то другой никогда не отдал и не продал бы тебе этого перстня. Нет! Он показал бы его своим кентам, показал бы «малине» как доказательство, что именно он разделался с «сукой». И кенты ему за это заплатили бы куда больше, чем стоит этот перстень, чем можно выручить от его продажи. Я не случайно приехала сюда, на край Камчатки, Егор. И ты это должен понимать. Я уже много знаю о тебе, Егор. Знаю и то, что у тебя в руках раньше до лагеря, побывало много ювелирных редкостей. Но никогда ты не носил на своих пальцах никаких украшений. Не только краденых — кто же захочет иметь при себе такую улику, но и тех, какие мог бы купить. Вот ты молчишь. Не желаешь отвечать мне ни да, ни нет. Но ведь об этом я узнал из твоего уголовного дела. Так что будем считать это установленным фактом. Таким я тебя и воспринимаю: бывшим, в прошлом, подчеркиваю, солидным вором «в законе», а не мелким налетчиком, фрайером, падким на побрякушки.

Дракон непроизвольно, едва заметно утвердительно кивнул.

— И вдруг ты, очистившийся здесь в глазах всего села от прошлого, ты, уважаемый всем районом строитель, на старости лет стал носить дешевенький перстень! Нет, Егор. Не побрякушку, не украшение ты носишь. Этот перстень — твой трофей! Он для тебя символ жизни злейшего твоего врага, из-за которого тебя этапировали на Камчатку на дополнительные десять лет, из-за которого ты лишился глаза! Я, как следователь, могу считать, что ты сам во всем этом виноват. Но ты так не считал и не считаешь. Вот почему ты намеренно, вопреки осторожности должен был ежедневно, каждоминутно видеть на своем пальце этот красный рубин, последнюю каплю крови врага твоего Скальпа. И ты носил эту улику — перстень, как индейцы носили повсюду с собой скальпы, снятые со своих врагов.

— Хватит, начальник! — вскочил Егор. — Глубоко ты залез в душу Дракона. Умело. Знаю, что дальше скажешь. Мол, в лагере я Скальпа грозился пришить. За что и срок добавили. Что в Армении я был. В сельсовете тебе, поди, об этом уже натрепались. А теперь и перстень Скальпа. Вот он. Вещественное доказательство. Хватит, начальник, мое затаенное наружу выворачивать. Ты прав. Я — не фрайер и увиливать не буду. У убил Скальпа. И я, бывший Дракон, говорю тебе, начальник, что и сейчас не жалею, что пришил «суку». Все? Зови «мусоров»{10}, — тяжело опустился Егор на табурет.