Планирование летних операций началось ранней весной с участием представителей Ставки, Генштаба и командования основных фронтов. Произошел обмен мнениями относительно того, где и как решать предстоящие задачи противоборства летом 1943 г. «Вопрос «где» не являлся тогда слишком трудным, – писал видный работник Геншта-ба С.М. Штеменко. – Ответ на него мог быть только один – на Курской дуге. Ведь именно в этом районе находились главные ударные силы противника… С другой стороны, и сами мы именно здесь, то есть против основной группировки врага, могли применить с наибольшим эффектом наши силы и средства, в первую очередь крупные танковые объединения… Второй вопрос – как решать главные задачи войны – был более сложным…» (1, с. 210).

Г.К. Жуков 8 апреля в докладе И.В. Сталину высказался за оборону с целью измотать противника, выбить его танки, а затем перейти в общее наступление. Его поддержал А.М. Василевский. Командование Центрального фронта (К.К. Рокоссовский) предложило силами Западного, Брянского и Центрального фронтов «срезать» орловский выступ противника и тем лишить его возможности нанести удар из района Орла. Такой превентивный удар в случае успеха в значительной степени обесценивал бы готовящиеся немецкое наступление. Пожалуй, единственным минусом этого замысла было то, что после ликвидации орловского выступа Ставка уже не могла бы столь уверенно судить о планах противника. Именно так произошло с ельнинским выступом в 1941 г. Жуков настоял на том, чтобы «срезать» его как плацдарм для будущего наступления немцев на Москву. В итоге командование Западного фронта потеряло верный ориентир в выборе места концентрации сил по отражению готовящегося удара. Курская дуга служила своеобразным магнитом, притягивающим главные силы врага. А значит, можно было сыграть здесь крупную игру на «выбивание». И 12 апреля на совещании в Ставке было принято решение провести оборонительное сражение в районе Курска с последующим переходом в контрнаступление. Решение оказалось абсолютно правильным, как и последовавшие за ним мероприятия.

Общий замысел состоял из двух отдельных, но взаимосвязанных крупных наступательных операций. По плану «Румянцев» предполагалось разгромить Белгородско-Харьковскую группировку немцев. По плану «Кутузов» – Орловскую группировку с дальнейшим прорывом в Белоруссию.

Для развития контрнаступления началось формирование мощного резерва главного командования, включающего общевойсковые армии и танковые корпуса. Это объединение сил получило наименование Степного фронта. В июле 1943 г. он насчитывал четыре общевойсковые, одну танковую и одну воздушную армии, два танковых, один механизированный и три кавалерийских корпуса, в то время как на всем Восточном фронте германское командование имело в резерве лишь около восьми дивизий. Германия теперь уже безнадежно проигрывала соревнование по людским обученным резервам. Всего же советская группировка в районе Курской дуги насчитывала 1,3 млн человек, 19 тыс. орудий и минометов, 3400 танков и САУ, 2,1 тыс. самолетов.

В период подготовки к Курской битве советское командование окончательно превзошло германское по тщательности и эффективности планирования. Намеченное немецким руководством наступление было столь прямолинейным, что утрачивало признаки маневра. Предостеречь от невразумительного удара пытался командующий 9-й армии Модель. Ему предстояло двигаться с севера. На совещании в ставке Гитлера он продемонстрировал аэрофотосъемки участков прорыва, из которых, по его мнению, явствовало, что советская сторона создала глубоко эшелонированную оборону. Гудериан также высказался против наступления. Но все альтернативные варианты были отвергнуты. Более широкий охват, в обход советских оборонительных линий, генштаб отверг, посчитав, что для этого у вермахта нет материальных ресурсов. Но законный вопрос: как же тогда руководство рейха мыслит выиграть войну, если средств не хватает даже на одно масштабное наступление, ни у кого не возник. Предложение Моделя перейти к обороне, выждать начало советского наступления и тогда нанести ответный удар, было отклонено как не соответствующее политическому моменту.

Противники понемногу менялись местами. Если советское командование все больше приобретало вкус к маневренным операциям, то германское гнало свои войска на лобовой удар против изготовившихся советских армий. Блицкриг выдохся, а как действовать в ситуации борьбы на истощение, ни у германского руководства, ни у генералитета ясного понимания не было.

Главное сражение 1943 г. началось ранним утром 5 июля. С немецкой стороны в нем приняло участие 900 тыс. человек, 2 тыс. самолетов, 2,7 тыс. танков и САУ. Из этого числа на группу армий «Юг» приходилось 1081 танк и 376 САУ. Учитывая, с какой легкостью в недавние времена прорывался советский фронт с куда меньшими силами, можно представить, чего стоило нашим войскам устоять. По мере развертывания боев советское командование ввело в бой силы не меньшие. Только в знаменитом сражении у Прохоровки 12 июля с обеих сторон приняло участие 1000 боевых машин, где сошлись 2-й танковый корпус СС (примерно 300 танков и САУ) и части 5-й гвардейской танковой армий и 2-го гвардейского танкового корпуса (около 700 танков). Здесь впервые советские танковые войска выстояли, заставив противника отступить. Правда, они вдвое превосходили немецкие силы и потеряли 500 машин, но в недавние времена и больший перевес не спасал от разгрома. День 12 июля считается днем приема экзамена на зрелость, когда советские бронетанковые войска наконец-то выдержали германский напор, хотя рядовые участники битвы описывали его как день Армагеддона. Это сродни Бородинскому сражению. И французская сторона, и русская считали и считают по сей день, что выиграли его именно они. Но для русской армии главным была не чистая победа, а способность выстоять перед ударом, который не выдерживал никто из военачальников и ни одна армия мира. От того – сможем выстоять или нет – зависел настрой на дальнейшую борьбу. Если бы армия побежала, как при Аустерлице, то пришлось бы подписывать мир с Наполеоном, но она устояла и отошла организованно, чтобы сражаться дальше. Устояли и советские танковые войска, а значит, у них был дух, появилось мастерство, и можно было ставить задачу на изгнание фашистов с территории страны. В ином случае…

По размаху привлеченных сил и средств на столь небольших пространствах Курская битва не имела себе равных среди сражений Второй мировой войны. Но и последствия для вермахта оказались глобальными. В считаные дни немецкие войска потеряли большую часть своих танков, сумев продвинуться всего на 9—12 км со стороны Орла и 15–35 км со стороны Белгорода. Потери были столь значительны, что после осознания провала наступления немецкое командование не рискнуло оставлять войска на новых, неукрепленных позициях и приказало 16 июля белгородской группировке отойти на прежние рубежи. На полях остался цвет немецких бронетанковых сил, и после войны будет немало написано о «лебединой песне» танковых дивизий вермахта. Больше им не суждено было реализовать ни одного стратегического прорыва – ни на Востоке, ни на Западе. Теперь уделом немецких войск было отступать, лишь изредка контратакуя…

Настал черед советских войск. 12 июля в наступление перешла 11-я гвардейская армия Западного фронта и войска Брянского фронта. Главный удар наносила 11-я гвардейская армия генерала И.Х. Баграмяна, перед которой ставилась задача выйти в тыл всей орловской группировке противника в составе 9-й и 2-й танковой армий. Чтобы реализовать эти цели, ей придавались невиданные до тех пор огневые средства прорыва: 3 тыс. орудий и минометов, более 400 «катюш». В контрнаступлении под Сталинградом количество артиллерии в армии не превышало 1,8 тыс. орудий и минометов. Беспрецедентным было и количество реактивной артиллерии для одной армии. Однако прорыва фронта противника достичь не удалось, хотя к 19 июля глубина вклинения составила 70 км.