Сама по себе бомбардировка, несмотря на ее интенсивность, была гораздо менее эффективной, чем казалось многим. Впоследствии армейские офицеры жаловались авиаторам, что те сбросили больше бомб на гряду Бургебю, чем на ближние цели, но основная вина за подобную путаницу лежала на разведке. Командование ВВС и само было в ярости. Теддер, Харрис и Конингем понимали, что Монтгомери целиком ввел их в заблуждение. Ради того, чтобы обеспечить себе поддержку тяжелых бомбардировщиков, он пообещал решительный прорыв, но на деле рассматривал возможность лишь ограниченного наступления. Конфликт между ними продолжался еще много лет после войны. Авиаторы ситуацию трактовали так: «Генералу Монтгомери напомнили, что ВВС ожидали быстрого захвата обширной территории за Каном, а через несколько дней стало очевидно, что генерал безразлично созерцает происходящие события».

Лиддел Гарт, однако, опасался, что проблема была гораздо глубже. Он полагал, что происходит «закат национальной храбрости и предприимчивости». Усталость от войны приводила к настроениям типа «пусть бои выигрывают машины». Оборонялись англичане упорно, как признавали в своих донесениях и немцы. Зато было и то, что Лиддел Гарт назвал «растущим нежеланием идти на жертвы в наступлении». «Когда углубляешься в историю Нормандской операции, то с беспокойством и огорчением понимаешь, как слабо во многих случаях действовали войска в наступлении. Нередко их останавливали или даже заставляли отступать значительно более слабые подразделения немцев, действовавших решительно и храбро. А если говорить о нашем превосходстве в воздухе, мешавшем немцам на каждом шагу, то выводы будут еще менее утешительными. Похоже, наши войска почти не проявляли инициативы в плане проникновения в тыл противника и, за редкими исключениями, не обладали должной решимостью… Поддержка была очень слабой и часто запаздывала».

Хотя жесткая критика Лиддела Гарта содержит много правды, она также показывает и недостаток воображения. Танкистов, мягко говоря, не воодушевляла перспектива атаковать батареи вселявших ужас 88-мм орудий, когда они отлично сознавали полное превосходство этих пушек в дальнобойности. К тому же не следует забывать, что от солдат демократии, набранных в большинстве из числа штатских, нельзя ожидать такого же самопожертвования, как от фанатично преданных своей идее солдат СС, убежденных в том, что они спасают свою страну от полного уничтожения.

В тыловом госпитале недалеко от Байе полковник Йен Фрейзер вспоминал, каким обычно был обход раненых немецких пленных. Они все улыбались, когда он с ними здоровался. Затем, однажды утром, они все от него отвернулись. Старшая медсестра объяснила, что в госпиталь привезли раненого эсэсовца, и теперь остальные боятся демонстрировать симпатию к врагу. Фрейзер осмотрел эсэсовца, состояние которого было настолько серьезным, что ему требовалось срочное переливание крови. «Как только ему ввели иглу, пламенный юный нацист внезапно спросил: “Это английская кровь?” Ему ответили утвердительно, и он вытащил иглу, заявив: “Я умру за фюрера”. Что, собственно говоря, и сделал». Фрейзер отметил, что остальные немцы вскоре вновь стали приветливыми.

Тяжело раненные пленные из 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд» вели себя, как и тот эсэсовец. Адъютант Черчилля Джок Колвил, летавший на аэрофотосъемки на «Мустанге», слышал рассказ английской медсестры. «Один мальчишка лет шестнадцати сорвал бинты, которыми она перевязала его серьезную рану, крича, что он лишь хочет умереть за фюрера. Другой бросил ей в лицо принесенную пищу. Третьего она утихомирила, пригрозив, что перельет ему еврейскую кровь». Трудно представить английского или канадского пленного, стремящегося умереть за Черчилля или короля Георга VI. Их верность на поле боя была гораздо более приземленной – они не хотели подвести своих товарищей.

Какими бы серьезными ни были ошибки, допущенные при операции «Гудвуд», сколь бы ни были далеки от истины заявления Монтгомери на протяжении всей этой кампании, нет сомнений, что англичане и канадцы задержали немецкие танковые дивизии в критический момент. Канадцы возобновили наступление 25 июля, чтобы действовать одновременно с Брэдли в момент его массированного наступления на западе по плану операции «Кобра». Это вновь убедило немцев в том, что полномасштабное наступление союзников на Париж будет проходить по дороге от Фалеза. Прорыва на этом участке немцы опасались больше всего, потому что он мог отрезать всю 7-ю армию, оставив ее в одиночестве против наступающих американцев. Клюге и его подчиненные не поняли настоящей опасности до тех пор, пока не стало слишком поздно. Поэтому «скачки смерти» английских танковых дивизий не были совсем уж бесполезными.

Немцев к тому же потрясла весть о покушении на Гитлера, которое произошло 20 июля в бункере Вольфшанце близ Растенбурга. В значительной мере этот заговор был порожден угрозой прорыва англо-американцев в Нормандии и отказом Гитлера смотреть правде в глаза.

Существует нацистская теория заговора, объясняющая поражение в Нормандии. По этой версии, все началось в день «Д». Люди, верные Гитлеру, до сих пор винят начальника штаба Роммеля генерал-лейтенанта Ганса Шпейделя в том, что он помешал танковым дивизиям атаковать англичан. В этом первом из возникших в 1944 г. мифов об «ударе в спину» утверждается, что 6 июля Гитлер проснулся рано, и любые задержки с развертыванием танковых дивизий – не его вина. Он с самого начала был уверен в том, что вторжение произойдет именно в Нормандии. Но затем Шпейдель, воспользовавшись отсутствием Роммеля, самостоятельно саботировал ответные действия немцев. Эта абсурдная версия, целью которой является перекладывание вины с Гитлера на «предателей» из числа генштабистов, так и пестрит нестыковками и противоречиями.

Заговор против Гитлера зрел в рядах армии давно, но к 6 июня еще ничего не было готово. Поэтому предположение о том, что Шпейдель попытался перенацелить 12-ю танковую дивизию СС «Гитлерюгенд» на неверное направление, а 2-ю и 116-ю танковые дивизии придержать во Франции на случай переворота, является чистой воды фантазией. Шпейдель сыграл важную роль в другом заговоре – неудачной попытке взорвать Гитлера в Восточной Пруссии, которая произошла полтора месяца спустя.

Однако у Гитлера были и противники другого рода, не собиравшиеся убивать диктатора. Ключевой фигурой этого заговора был сам Роммель, который хотел заставить фюрера заключить мир с западными державами[214]. Если бы тот отказался, они бы организовали суд над ним. Но заговорщики во главе с генерал-майором Хеннингом фон Тресковом и полковником графом Клаусом Шенком фон Штауффенбергом отвергли этот план как совершенно несостоятельный. СС и НСДАП оказали бы решительное сопротивление, поставив Германию на грань гражданской войны. Лишь быстрое обезглавливание нацистского режима в ходе переворота позволило бы сформировать правительство, которое, как им казалось в радужных мечтах, могли бы признать страны Запада.