Шпейдель знал Роммеля с Первой мировой войны, во время которой они были однополчанами. 1 апреля 1944 г., после назначения на пост начальника штаба Роммеля, Шпейделя вызвали в ставку фюрера в Бергхофе. Йодль проинструктировал его о «необходимости удержать побережье любой ценой» и предупредил, что в результате африканской кампании Роммель стал «склонен к пессимизму». Йодль рекомендовал Шпейделю приободрить Роммеля.

Когда через две недели Шпейдель прибыл в Рош-Гюйон, Роммель с горечью рассказал ему о своем африканском опыте «и прежде всего о лживости Гитлера». Он добавил, что «войну нужно закончить как можно скорее». Шпейдель в свою очередь рассказал о своих контактах с генерал-полковником Людвигом Беком, бывшим начальником Генштаба сухопутных войск, – тот был «полон решимости покончить с нынешним режимом». В последующих беседах Роммель осуждал «эксцессы Гитлера и абсолютную нелегитимность режима», но по-прежнему высказывался против убийства фюрера.

15 мая Роммель тайно совещался со своим старым другом генералом Карлом Генрихом фон Штюльпнагелем, который командовал войсками в Бельгии и Северной Франции. Штюльпнагель был членом антигитлеровского заговора, но при этом оставался «убежденным антисемитом». Если бы он сам впоследствии не застрелился, то, вероятно, после войны его судили бы как военного преступника за деяния на Восточном фронте и охоту на евреев во Франции. Роммель и Штюльпнагель обсудили «меры, которые следует немедленно предпринять для завершения войны и ликвидации гитлеровского режима». Штюльпнагель знал, что они не могут рассчитывать на генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, хотя «старый пруссак» вполне сознавал «катастрофичность ситуации» и ругал на чем свет стоит «ефрейтора-богемца». Поэтому Штюльпнагель считал, что на случай смены власти «фельдмаршал Роммель – единственный человек, пользующийся безусловным уважением немецкого народа, вооруженных сил и даже англо-американцев».

В Рош-Гюйоне побывали многие из тех, кто сочувствовал заговору. Замок стал «оазисом» противников режима. Ближе к концу месяца генерал Эдуард Вагнер из Генштаба сухопутных войск проинформировал Роммеля о подготовке групп сопротивления в рядах армии. Крайний националист, писатель Эрнст Юнгер, который служил в штабе Штюльпнагеля в Париже, изложил ему свое видение мира с англо-американцами. В конце мая Шпейдель ездил в Германию. Там он встретился с бывшим министром иностранных дел Константином фон Нейратом и обер-бургомистром Штутгарта доктором Карлом Штрелином. Оба они считали, что участие Роммеля крайне важно для завоевания доверия как у немецкого народа, так и у западных держав. Шпейдель счел возможным обсудить эти планы также с начальником штаба Рундштедта генералом Блюментриттом.

Роммель и Шпейдель согласовали между собой возможный список парламентеров для переговоров с Эйзенхауэром и Монтгомери. Первым в нем стояла фамилия Гейра фон Швеппенбурга, прекрасно говорившего по-английски, но после увольнения его в отставку пришлось рассматривать другие кандидатуры. Роммель и Шпейдель собирались предложить вывод в Германию войск со всех оккупированных на Западе территорий, тогда как на Востоке вермахт по-прежнему держал бы фронт. Роммель настаивал на том, что Гитлера должен судить германский суд. Сам Роммель не желал становиться во главе нового режима. Он считал, что лучше всех на эту должность подходят генерал-полковник Бек или доктор Карл Герделер, бывший обер-бургомистр Лейпцига. Роммель же соглашался взять на себя главное командование вооруженными силами.

Похоже, мало кто из заговорщиков предполагал, что западные державы могут отвергнуть их предложения – разумеется, если эти предложения вообще удастся выдвинуть. Предложения включали в себя признание аннексии Судетской области Германией и аншлюса с Австрией, а также восстановление Германии в границах 1914 г. Эльзас и Лотарингия должны были получить независимость [от Франции]. Заговорщики не планировали полного восстановления парламентской демократии – по сути, они собирались возродить Второй рейх, разве что без кайзера. Правительства Англии и США, равно как и большинство немцев, отнеслись бы к подобной формуле с большим недоверием.

Шпейдель и Роммель начали вербовать себе сторонников среди командующих армиями, командиров корпусов и дивизий. Двумя наиболее очевидными кандидатурами были командиры 116-й танковой дивизии генерал-лейтенант граф фон Шверин и 2-й танковой дивизии генерал-лейтенант фон Лютвиц. Именно дивизии Лютвица американцы передали медсестер из Шербура. Когда Гитлер позднее узнал об этом контакте с врагом, он пришел в ярость. Фюрер уже подозревал, что его генералы могут искать подходы к американцам за его спиной.

После унизительного визита вместе с Рундштедтом в Берхтесгаден 29 июня Роммель решил, что пора действовать. Даже Кейтель, худший из гитлеровских лакеев, признался ему в частной беседе: «Теперь я тоже не вижу выхода». Кроме того, два высших генерала-эсэсовца – Хауссер и Эбербах – также склонялись к тому, что необходимо предпринять какие-то односторонние действия. В начале июля, незадолго до падения Кана, любимчик Гитлера обергруппенфюрер Зепп Дитрих, командир 1-го танкового корпуса СС, прибыл в Рош-Гюйон, чтобы узнать у главнокомандующего, что планируется предпринять ввиду «неизбежной катастрофы». По словам Шпейделя, Дитрих заверил их, что крепко держит в руках соединения СС. Неизвестно, насколько Дитриха посвятили в планы заговорщиков. Обергруппенфюрер СС Хауссер, недавно назначенный командующим 7-й армией, также предсказывал крах на фронте.

9 июля, когда англичане и канадцы двинулись на Кан, генерал фон Штюльпнагель направил подполковника Цезаря фон Хофаккера, кузена Штауффенберга, к генерал-фельдмаршалу фон Клюге. Клюге, находясь еще на Восточном фронте, поддерживал контакт с некоторыми заговорщиками в армейских кругах, но теперь стал избегать их. Хофаккер же был основным связным Штюльпнагеля с заговорщиками в Берлине. От их имени он пытался убедить Клюге как можно скорее «самостоятельно» прекратить войну на Западном фронте. Союзники никогда бы не пошли на переговоры ни с Гитлером, ни с кем-то из его ближайших подручных вроде Геринга, Гиммлера или Риббентропа, поэтому смена режима и устранение вождей НСДАП были насущной необходимостью. Он спросил Клюге, долго ли можно удерживать фронт в Нормандии – от этого зависело, какие решения примут берлинские заговорщики. «В лучшем случае две-три недели, – ответил фельдмаршал, – а потом можно ожидать прорыва, предотвратить который мы не в силах».

Роммель и Клюге встретились 12 июля, чтобы обсудить военное положение и возможные политические последствия. Роммель также собирался еще раз выслушать командиров корпусов, а затем приступить к составлению ультиматума Гитлеру. Пока он советовался с ними, Шпейдель отправился к Штюльпнагелю, который уже готовился к ликвидации гестапо и СС во Франции[215]. Через два дня Гитлер перебрался из Берхтесгадена в Восточную Пруссию, в Вольфшанце. На Восточном фронте широкомасштабное наступление Красной армии угрожало разгромом уже всей группе армий «Центр». В ставке построили новые бункеры, в лесу вокруг расположили более мощные зенитные орудия. Но не все работы на тот момент были завершены, и в «Волчьем логове» трудились рабочие из организации Тодта.