Ульберт и Олаф искали однорукого Хьялти в земле гаутов, затем — в Уппланде. В Сигтуне им сказали, что однорукий Хьялти, внебрачный сын херсира из Раумрике, вроде бы нашел пристанище далеко на севере, в Далекарлии...

После долгих мытарств они все же нашли Хьялти, который прикинулся ничего не знающим. Но Ульберт сумел подобрать слова и нашел ключ к тайникам его темной души, в которой было похоронено много страшных тайн, в том числе и тайна золота Бельверка.

Помогла им в этом некая Гунхильд, своенравная женщина, пережившая нескольких мужей. У нее было пятеро детей и все — от разных мужчин. В очередной раз оставшись вдовой, положила она глаз на Олафа, появившегося в тех краях. Гун­хильд понимала кое-что в приворотных зельях, хотя и не была колдуньей. Решила она помочь Олафу и Ульберту в их деле, и вскоре Хьялти был даже рад, что они отыскали его в такой глуши. Однако Гунхильд потребовала от Олафа знаков любви и долго не хотела отпускать его, грозя убийством. Хитроум­ный Ульберт сумел обуздать женщину, и они благополучно покинули втроем этот суровый край.

— Я не вижу Колбейна, — сказал Олаф, еще раз внима­тельно оглядывая собравшихся за столом. Он увидел много новых лиц, молодых и старых. Все прислушивались к раз­говору, помня о главном: очень скоро должны вернуться те, кого послали за свидетелем убийства ярла. От внимательных глаз не укрылось то, как держится гость. В нем чувствовалась уверенность и сила. И это пугало тех, кто надеялся обвинить его во лжи.

— Хлекк забрала его с собой в чертоги Одина — ответил Рогнвальд. — Он погиб в земле кельтов, Корнуолуме.

— Зачем он поплыл туда? — удивился Олаф. — В этих землях ничего нет, кроме камней, которые когда-то исполь­зовало для своих обрядов древнее племя полулюдей, живших там от сотворения мира.

— Колбейн служил у датчан, — пояснил Рогнвальд. — Но во время дележа добычи убил какого-то знатного викинга, — ги­гант понизил голос. — Его искали даже здесь, но он спрятался на Оркнеях, а затем скрылся в Корнуолуме. Надеялся найти там свое пристанище. Помогал местным жителям в борьбе против саксов. Но счастье изменило ему. Саксы убили его во время вылазки бриттов. Об этом нам рассказали двое данов, служивших у Гутрума, когда тот воевал с королем саксов Аль­фредом. Прошел слух, что среди бриттов объявился какой-то воин, способный собрать войско для успешных схваток и с викингами, и с саксами. Его опознали уже мертвым.

— А Бриан? Брат Рагнара?

— Он на Шетландских островах.

— Даже не знает, что его отец... — Олаф смотрел на стену, на которой было развешано оружие, тускло поблескивающее в неровном свете факелов и светильников. Смерть, которую несло это оружие, нельзя было разглядеть так же ясно, как человека. Она затаилась, ожидая своего часа. «Хлекк забрала его», — сказал Рогнвальд. Хлекк — одна из валькирий, дев- воительниц, служащих Одину. За время своих странствий Олаф много нового узнал о людях, что жили в других землях, о богах, в которых они верили. И сейчас, глядя на Дитфена, о чем-то говорившего с Рагнаром, он вспомнил, как тот когда-то говорил о вере: «Я поклоняюсь тому, кому выгодно поклоняться...»

В те дни Олаф еще не сознавал скрытого смыла этих слов. Но сейчас... Сейчас многое изменилось. Люди верят в богов своего народа, тех, что оберегали их далеких предков от начала мира. Но там, в землях саксов, франков, ромеев и других — верят в одного Бога, который не похож ни на кого из тех богов, что знал Олаф.

Один-Всеотец, мудрый, хитрый, многоопытный, но ищу­щий нового знания, сильный, но не способный в одиночку противостоять силам Зла. Иначе как объяснить, что он должен погибнуть в схватке с чудовищным Фенриром? А Тор, могучий истребитель великанов? И он должен погибнуть, несмотря на все свое искусство воина...

Олаф чувствовал, что суровая неизбежность судьбы их богов как будто незримо стоит за каждым из них, как тень, как напоминание о тщетности усилий. Эти люди готовы умереть сейчас и в любой момент, служа Одину, но что ожидает их за Пределом Всего? Новые миры? Или пустота?..

Внезапно чей-то резкий возглас заставил Олафа отвлечься от своих мыслей. На пороге стояли Магнус и Торвальд, держа под руки бледного, как кусок льда, Халлбьерна. Он был закутан в длинный плащ, и только одна рука свободно свисала вдоль тела. Олаф бросил взгляд на Инегельда. Тот был напряжен, но спокоен. Наверное, лишь сожалел о том, что не убедился в смерти гаута.

— Ведите его ближе к столу! — приказал Рагнар.

Викинги зашумели, зашевелились. С жадным любопыт­ством они рассматривали человека, который должен был уличить самого Инегельда.

С неким затаенным чувством взглянул на него и Рагнар. Почти сразу же он припомнил, что уже видел гаута в селении. Тот был одет в плащ из сукна, которое вымачивают в смеси тюленьего и овечьего жира. Мореходы одеваются в одежду из такого сукна: викинги, торговцы и рыбаки. Человек, которого Олаф назвал свидетелем убийства ярла, был торговцем из Бирки, хотя родился в другой области Свеарики, земли свеев — в Вестеръетланде.

— Нам сказали, что ты видел убийцу ярла Стейнара? — Рагнар говорил громко, отчетливо, стараясь подражать своему отцу.

— Это так, — коротко ответил Халлбьерн, приоткрывая глаза на несколько мгновений и вновь закрыв их. Его раны были еще свежи и сильно мучили.

— Кто ты?

— Халлбьерн, сын Сельмунда.

— Чем ты занимаешься?

— Сейчас я торговец мехом и тканями, а раньше ходил в набеги под началом упсальского конунга. Бывал я в землях венедов и эстов, дрался с руссами у Хольмгарда...

— Ты узнаешь этого человека? — не желая слушать даль­ше, Рагнар нетерпеливо указал на Инегельда, который тут же отвел взгляд.

— Да, я видел его дня три тому назад, когда он ранил меня ночью на дороге к западу от Хвита-фьорда.

— Ты лжешь, безродный пес! — крикнул презрительно — Инегельд. — Мы никогда не встречались с тобой, иначе ты вряд ли бы остался в живых.

— Поздно вечером я возвращался на корабль, когда вдруг заметил, что впереди меня что-то происходит, — невозму­тимо продолжал Халлбьерн, хотя это давалось ему с тру­дом. Но обвинение во лжи лишь разозлило его. — Я подошел ближе и увидел, что вот он... ударил ножом другого человека и склонился над ним.

Ропот недовольства поднялся среди викингов.

— Продолжай, — проговорил Рагнар, зычным голосом перекрывая шум, и поднял руку, призывая собравшихся к молчанию.

— Я окликнул его, и он сразу же бросился на меня. Надо признать, он был необычайно ловок и тяжело ранил меня, но не стал добивать, видно, посчитав, что я мертв...

— Он лжет, Рагнар! — крикнул Инегельд, но лицо его оставалось непроницаемым. Он уже справился с волнением, охватившем его в момент появления Олафа и теперь выглядел таким же, как и обычно, — насмешливым, готовым к любым неожиданностям и поворотам судьбы. — Его, верно, подкупил Олаф!

— Я подкупил его?! — возмущенный Олаф резко вскочил из-за стола. — Может, это я его ранил?