— Вот, — сказала она, — он ждет тебя, Лорен. Возвращайся домой и забирай его.

Ответом ей была тишина, нарушаемая лишь шорохами и скрипом старого дома и глухим ворчанием океана, но от этого она казалась еще более гнетущей, особенно после того, как количество обитателей в доме уменьшилось. Энджи вышла на террасу и устремила взгляд вдаль. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу заметила Лорен, стоящую под деревом. Она сбежала по ступенькам и, едва не падая, ринулась вперед по лужайке. Лорен стояла не двигаясь. Она тщетно пыталась улыбнуться.

Энджи хотелось сгрести ее в охапку и прижать к себе, но что-то остановило ее. Наверное, это был загнанный взгляд Лорен и ее дрожащие губы.

— Мы так волновались за тебя, — сказала Энджи, преодолевая оставшееся расстояние спокойным шагом.

Лорен опустила глаза на малыша.

— Я обещала, что отдам его тебе. Я просто… — Она подняла голову. По ее щекам струились слезы.

— Ах, Лорен. — Энджи ласково погладила ее по мокрой щеке. — Мне следовало бы заранее объяснить тебе, каково это — разлучиться со своим ребенком. Но мне было больно вспоминать день, когда родилась Софи, те несколько минут, пока я держала ее на руках. Я знала: как только ты заглянешь в глаза своему малышу, все на свете станет для тебя безразлично. То же самое было со мной. Вот поэтому я и не стала готовить детскую. Я знала, солнышко.

— Ты знала, что я не отдам его?

— Ни минуты не сомневалась в этом.

Лицо Лорен сморщилось, уголки рта опустились.

— Но ты же не прогнала меня. Я думала…

— Да я же тебя люблю, Лорен. Как ты этого не поняла? Ты же стала частью нашей семьи. Мы все любим тебя.

У Лорен расширились глаза.

— Даже после того, как я подвела тебя?

— Любовь иногда ранит нас, Лорен, но она не уходит.

Лорен некоторое время молча смотрела на нее.

— Когда я была маленькой, мне снился сон. Один и тот же, каждую ночь. Я одета в зеленое платьице, и меня держит за руку женщина. Она говорит: «Поторопись, Лорен. Нам нельзя опаздывать». Когда я просыпалась, я всегда плакала.

— А почему ты плакала?

— Потому что она была мамой, которой у меня не было.

Энджи вздрогнула. Внутри нее словно расправилась пружина, и до этого мгновения, пока давление не исчезло, она и не подозревала, как сильно напряжена. Вот ради этого момента жизнь и свела их, ее и Лорен. Ряди одного-единственного мгновения. Она раскрыла девочке объятия и ласково произнесла:

— У тебя есть я.

Лорен разрыдалась.

— Ох, Энджи, — пробормотала она, — прости меня, ради бога, прости!

Энджи прижала ее к груди.

— Мне не за что прощать тебя.

— Спасибо тебе, — тихо проговорила Лорен, отстраняясь.

Энджи улыбнулась:

— Нет, это тебе спасибо.

— За то, что доставила тебе столько проблем?

— За то, что показала мне, что это такое — быть матерью. А теперь еще и бабушкой. Все эти пустые годы я мечтала, как буду катать свою маленькую девочку на карусели. Я не знала…

— Что ты не знала?

— Что моя дочь уже выросла из каруселей.

Лорен подняла на нее глаза, и в ее взгляде отразились все годы безмолвного отчаяния, когда она стояла у окна и мечтала о любящей матери или лежала в кровати и надеялась, что ей почитают сказку и поцелуют на ночь.

— Я так долго ждала тебя.

У Энджи задрожали губы, из глаз полились слезы, но улыбка так и осталась сиять у нее на лице.

— А кто у нас завернут в одеяльце?

— Джон Генри. — Лорен достала малыша из «кенгуру» и передала его Энджи. Та с готовностью взяла его на руки.

— Он совершенство, — прошептала она, ощущая в сердце головокружительную смесь любви и благоговения, поцеловала нежный лобик и вдохнула запах малыша.

— И что мне теперь делать? — спросила Лорен.

— Вот ты мне и скажи. Что ты сама хочешь?

— Я хочу учиться в университете. Наверное, теперь мне придется поступать в местный. Если я поработаю несколько месяцев и скоплю кое-какую сумму, я смогу приступить к учебе уже весной. Это, конечно, не то, о чем я мечтала, но… жизнь меняется.

— Даже при таком раскладе тебе будет нелегко, — сказала Энджи.

А еще тяжелее ей станет, когда ее друзья и Дэвид осенью начнут учиться в университетах. И она расстанется с ними, все они пойдут своей дорогой. Ведь у них не будет ничего общего со сверстницей, ставшей матерью.

— Я привыкла к трудностям. Если бы я смогла вернуться на работу…

— А жилье бы тебе не помешало, а?

Лорен ахнула, она стала хватать ртом воздух, как человек, выброшенный на берег.

— Серьезно?

— Конечно, серьезно.

— Я… мы надолго не задержимся, уедем, как только я скоплю деньги на квартиру и ясли.

— Как же ты не понимаешь, Лорен? Тебе не нужны никакие ясли. Отныне ты член шумной, своевольной, любвеобильной семьи. Джонни станет не первым ребенком, выросшим в ресторане, и не последним. — Она усмехнулась. — Как ты, наверное, догадываешься, я смогу находить время, чтобы посидеть с ним. Не каждый день, конечно. Он твой сын, но я тебе обязательно помогу.

— Поможешь?

— Обязательно. — Энджи вдруг стало до боли жалко Лорен, которая выглядела совсем ребенком и глаза которой засветились вновь обретенной надеждой. Она крепко прижала ее к себе и замерла, а затем отстранилась и отступила на шаг. — Ты приехала как раз вовремя. Сегодня день рождения у тети Джулии. Я уже испекла три пирога с черникой — уверена, к ним никто не притронется, кроме вас с Конланом. — Она взяла Лорен за руку. — Поторопись. Нам нельзя опаздывать.

На губах Лорен появилась робкая улыбка, а в следующее мгновение она снова плакала.

— Я люблю тебя, Энджи.

— Я знаю, солнышко. Но иногда от этого становится очень больно, правда?

Рука об руку они прошли по мокрой траве и поднялись на крыльцо. В доме Лорен тут же метнулась к музыкальному центру и включила свою любимую радиостанцию. Из динамиков зазвучала старая песня группы «Аэросмит», громкая мелодия заполнила весь дом. Лорен поспешно убавила громкость, но оказалось, что она опоздала.

С лестницы чуть ли не кубарем скатился Конлан и влетел в гостиную.

— Что за грохот?

Лорен замерла, испуганно глядя на него.

— Здравствуй, Конлан, я…

Он в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние, схватил ее в объятия и с хохотом закружил по комнате.

— Ты вовремя, — сказал он.