Больше мы не обмолвились ни словом, а я так даже не смел взглянуть в ее сторону.

Люсик повернулась к компьютеру, нажала пару кнопок, и на мониторе всплыли знакомые квадраты, виденные мною в подвале Алисы. Она подвела курсор к одному из них, щелкнула клавишей мышки. Во весь экран нам явилась полутемная комната, где на небольшом возвышении возились сразу несколько пар голых или полуодетых мужчин и женщин. Свингеры, догадался я.

― Ну и гадость! ― с чувством сказала Люсик и даже зажмурилась. ― Можно, я это смотреть не буду?

Я кивнул, не отрываясь от экрана, только спросил:

― Как сделать звук?

― Вам еще и звук нужен? ― дернула она плечами с нескрываемым омерзением. ― Вот здесь нажмите.

И вышла из комнаты.

А я принялся внимательно изучать то, из-за чего за одни лишь прошедшие сутки меня несколько раз пытались убить. Интересное, согласитесь, занятие.

Очень скоро я понял, что до робота «Брутуса» мне ой как далеко! Этот парень небось перебрал бы всю информацию в считаные мгновения. А мне, учитывая, что камеры в подвале снимали все подряд двадцать четыре часа в сутки, не хватило бы для этого целой жизни. Особенно если принять во внимание полную неясность в вопросе, сколько ее, той жизни, у меня осталось.

Чтобы не дергать Люсик лишний раз, я не с налета, но сообразил, как добиться ускоренного просмотра. И дело пошло веселей. Да так, что уже минут через тридцать я добрался до того, что и было самой серьезной компрой, запечатленной на этом диске. Настолько серьезной, что впору было снова и снова начать причитать: если б не знать, если б не знать…

Тут кстати вспомнился стрингер Ванин по прозвищу Вантуз: бомба была передо мной, настоящая бомба. Одно неверное движение, и она рванет прямо у меня в руках.

― А можно диск или хотя бы фрагменты быстро скопировать? ― крикнул я в сторону кухни.

Люсик вошла и с сомнением покачала головой:

― Я уже смотрела. Там на копировании стоит гораздо более серьезный код ― сразу так писалось.

Расставаясь, мы теперь оба почему-то избегали смотреть друг другу в глаза. Я еще раз очень вежливо поблагодарил. Она спросила, насколько это помогло в расследовании? Я ответил уклончиво: дела идут хорошо, но основная надежда на второй диск. Она пожала плечами и сообщила, что здесь кодировка гораздо более высокого класса. Поиск может продлиться до глубокой ночи, а то и до утра. В худшем случае вообще ничего не получится.

С этим обнадеживающим напутствием двор в обратном направлении я пересек живым. Но это пока было единственной радостью за весь прошедший день.

Есть легенда, что цыгане шесть тысяч лет назад вышли из Индии с какой-то очень важной миссией. Впереди у них была великая цель. Но со временем за веселыми песнями и плясками миссия позабылась, цель пропала. И ничего, живут не тужат, по-прежнему бродят по дорогам, поют и танцуют.

Вот так же и я. У меня есть клиентка, которая просит найти убийцу своего отца. Был да фактически сплыл еще один клиент, который просил найти дочь. Но только тут мне ловить нечего: пензенские пареньки, куда ни глянешь, везде дают мне сто очков вперед. Цель не то чтобы совсем пропала, но результатов по ней ноль целых, ноль десятых. И даже выполнима ли миссия, неизвестно. Зато я как ненормальный мечусь по городу в поисках совершенно ненужных мне вещей и людей. А вот тут как раз преуспел: набегал столько, что теперь прячусь, словно заяц. И очень плохо представляю, как этому зайцу выскочить из-под сплошного перекрестного огня.

Время близилось к девяти. Мне позарез был нужен стрингер Ванин ― как последняя надежда терпящего бедствие.

К «хонде» мне лишний раз подходить не хотелось, выбрался через черный ход и поймал такси. По сыскарской привычке я еще дорогой прикидывал, что надо бы сперва походить вокруг этого кафе, через стекла посмотреть, что да как, разведать, короче, обстановочку. Но оказалось, чтобы попасть в «Морячку», надо прямо с улицы подняться по лестнице на второй этаж. Поэтому, открыв дверь, я был несколько шокирован. Если правда, что как заведение назовешь, так оно и заживет, «Морячка» была настоящим тому подтверждением. Она и впрямь походила на прокуренную и подвыпившую веселую бабенку, которой все нипочем: вокруг дымили, пили, хохотали, плакали или орали друг на друга. Чем-то это напомнило мне привокзальную пивнуху годов этак семидесятых.

Вот только лица были совсем другие ― молодые, неглупые. И одежда, сиречь прикид, была из сегодняшнего, если не из завтрашнего дня.

Нужного мне персонажа я обнаружил буквально в первые мгновения. Да и мудрено было не обнаружить: Вантуз среди окружавшего его бушующего моря эмоций выделялся, как севший на мель пароход. Большой, угрюмый и слегка скособоченный, он пребывал в одиночестве за столиком в углу и мрачно ковырял вилкой остатки какой-то пищи на тарелке. Удивило также отсутствие перед ним бокала или стакана ― только бутылка с минеральной водой.

Я подсел к нему на свободный стул и вежливо сказал:

― Добрый вечер.

― Чего уж доброго… ― пробормотал он в ответ, не отрывая глаз от тарелки. ― Доброй только горилка бывает. Если с перцем.

― Так зачем минералку пьете? ― Я решил еще раз попробовать втянуть его в разговор. Вантуз нужен был мне не в депрессивном, а, наоборот, благожелательном настроении: предстояло обратиться к нему с важной просьбой. ― Можем заказать чего-нибудь… более согревающего. Вы что предпочитаете?

Все так же ни разу не подняв на меня глаз, он медленно покачал головой:

― Я с тобой еще за пиво не рассчитался…

Не знаю, чем Вантуз больше меня поразил: тем, что вспомнил меня, или тем, что его опять совершенно не заинтересовало, почему я готов угощать его разнообразными напитками.

― Да ладно, ― махнул я рукой. ― Не обращайте внимания! Учтется при розливе.

― В ту ночь меня посетил Божий ангел, ― ни к селу ни к городу сообщил стрингер.

― Ангел? ― не поверил я. ― А колготки были человеческие. Пятьдесят шестого размера.

― Ангел иногда принимает формы… ― пояснил он, руками выпукло обрисовав то, что должно было умещаться в пятьдесят шестой размер. ― Но все равно остается ангелом. Он явился, чтобы очистить мне душу, выгрести из меня всю мерзость.

― Из вас или из вашего компьютера? ― уточнил я.

Вот только тут он первый раз поднял на меня

красные и слезящиеся, как у гриппозного больного, глаза. Спросил:

― Ты видишь разницу?

На это я затруднился что-нибудь сказать. И вообще во мне крепла уверенность, что мой собеседник немного не в себе.