– А мы с Тенквиссом тебя ждем, – нетвердым голосом сказала Коруна.

Гость приветственно махнул Кертель рукой, в которой была зажата шанежка. Старая ведьма потянула носом и несколько секунд задумчиво созерцала початую бутылку с самогоном в центре стола. Тенквисс извлек третий стаканчик, наполнил его и протянул хозяйке. Ведьма приняла стакан благосклонно, осушила одним глотком. Тенквисс ловко вложил в свободную руку Кертель шанежку и улыбнулся, как ребенок, довольный тем, что ему удалось угодить маме. Хозяйка откусила половину шанежки, опустилась на лавку рядом с магом, прожевала и сказала:

– Полезай в подпол, Коруна. Миску возьми с собой, набери крошева. И кусок свинины прихвати там. Щи будем варить.

Ученица молча повиновалась. Девушка двигалась словно во сне. Когда Коруна открывала люк в подпол, она зацепилась ногой за кольцо и чуть не свалилась вниз. Кертель посмотрела на Тенквисса тяжелым взглядом. Маг сделал вид, что полностью увлечен наполнением стаканов.

– Сходить за снегом? – спросил Тенквисс, поднимаясь.

Воду для щей можно было раздобыть только таким нехитрым способом – растопив снег в котелке.

Голова Коруны исчезла в люке.

– Посиди пока, – спокойно ответила Кертель.

Тенквисс сел на место.

Коруна сделала несколько неуверенных шагов между бочками, и тут у нее подкосились ноги. Девушка присела на подвернувшуюся кадушку.

Ужас, который ученица ведьмы испытала при внезапном возвращении Кертель, все еще гулял в ее крови. Тенквисс очень ловко успел одеть ее, сама она была словно кукла. Коруне было даже страшно представить, во что может вылиться ревность наставницы. Хотя, строго говоря, об этом надо было думать до того, как целоваться с Тенквиссом. Но тогда девушку словно окутало сладкое, мягкое облако. На миг Коруна представила себе, как Кертель захлопывает люк, ведущий в подпол, приваливает его тяжелым камнем, и ее заколотило от страха. И, несмотря на это, где в глубине души хищной розой цвела гордость, извечная подлая гордость женского соперничества. Коруне было и стыдно за это, и хорошо одновременно. Тенквисс, судя по внешности, годился Кертель в сыновья. Их связывало скорее какое-то общее делом, чем любовь. Хотя, возможно, это общее дело было и сдобрено пеплом давнего бурного романа.

На этой мысли Коруна пришла в себя окончательно. Сколько бы Тенквисс не изменял Кертель с молодыми девочками, он всегда останется верен своей старой подруге. Это была новая мысль, удивительная – и вместе с тем верная. Коруне вспомнилось, как однажды при ней ломали старую баню. Когда мужчины растащили бревна, вид на рощицу, где она стояла, изменился. Тогда Коруна испытала короткое головокружение. Мир, окружавший ее, и казавшийся с детства таким незыблемым и неизменным, сдвинулся. Сейчас на Коруну обрушилось похожее чувство.

У Тенквисса и Кертель было то, чего никогда не будет у нее. Мужчины проводят жизнь в поле или на охоте, женщины – воспитывая детей и занимаясь хозяйством. И встречаются только в постели, и то, если женщина между заботами о детях и доме ухитрится выкроить немного времени для себя самой и останется привлекательной после вторых-третьих родов. А маг и старая ведьма наверняка проворачивали вместе разные рискованные дела. Их всегда будет объединять некое чувство… непредставимое для Коруны так же, как слепой не может представить себе цвет. Наверное, оно сродни братству, что испытывают заговорщики.

Справедливости ради надо было заметить, что Кертель проворачивала дела не только с Тенквиссом. Коруна неожиданно осознала тот факт, что в избушку старой ведьмы приходили очень разные гости, но всегда это были мужчины. Девушка любила свою наставницу, и старалась не только поменьше знать, но и поменьше думать о том, что ее не касается. Она видела, что Кертель довольна своей жизнью. Иногда Коруне хотелось сказать об этом в ответ на брезгливо-сочувственные пересуды станичных кумушек. С точки зрения станичниц, женщина, живущая одна, без мужчины и детей, ничего не стоила в жизни и не заслуживала уважения. Крестьянки боялись ведьму из-за тех знаний и могущества, которыми она обладала… но при этом были абсолютно уверены, что Кертель стала заниматься колдовством от своей ущербности. Все были уверены, что ведьма в молодости была некрасива, или же не имела приданого. И чувствовали некое превосходство над Кертель, и кичились этим.

Коруна вдруг поняла, сколько в этих рассуждениях ограниченности и тщеславия. Девушка осознала, почему Кертель нравится жить своей жизнью. Ученица старой ведьмы испытала короткий укол зависти, и это окончательно притушило торжествующую глупую гордость по поводу того, что Тенквисс явно предпочитал ее высокую грудь обвисшей груди старой колдуньи.

«Но был ли у Кертель выбор, на самом деле?», задумалась девушка.

Впрочем, надо было идти.

Коруна вычаровала светящийся шар. Он получился больше похож на веретено, но светил неплохо. Девушка подняла миску, выпавшую у нее из рук, когда она уселась. Коруна отправилась к бочке с крошевом, стоявшей в дальней части подпола.

Тенквисс усмехнулся, но как-то печально.

– И что ты с ним сделала? – спросил он.

Кертель пожала плечами. Когда Коруна ушла, старая ведьма перебралась из-за стола в кресло-качалку поближе к печке. Устроившись там, она курила трубку, чуть покачиваясь. Тенквисс принес еще дров, и избушка постепенно наполнялась уютным теплом.

– Напоила серебром и выставила голову у дороги, чтобы он сам мог рассказать отцу о своих проделках, – сообщила ведьма. – Так всегда делается.

Тенквисс покачал головой. Несколько мгновений было слышно только легкое поскрипывание качалки Кертель. Маг колебался – лицо его ломала болезненная гримаса. Старая ведьма бесстрастно наблюдала за ним. Затем Тенквисс все-таки решился.

– А у меня после Коляды еще две головы выросли, – сказал он. – Совершенно безумные.

– Ну, а чего ты хотел? – заметила Кертель спокойно. – Чем больше жизней ты ему скармливаешь, тем большую силу он набирает. А на эту Коляду ты отломил Эрустиму жирный кусок – химмельриттеры, Ежи… Жезл Власти потому так и назван, что подминает под себя всех, до кого может дотянуться. Этот мальчик, в чье горло пришлось залить кипящее серебро… Он тоже был рабом Эрустима, я видела по его ауре.

– Где ты спрятала жезл, скажи? – спросил Тенквисс с неожиданной силой. – Скажи мне, где он лежит? В замке его нет, я его уже перебрал чуть ли не кирпичику. Отдай Эрустим мне.

Кертель выпустила клуб дыма и осведомилась:

– Зачем я стану это делать?

– Я улечу с ним домой, – ответил Тенквисс. – Верну Змею Горынычу.

– Нет, – сказала Кертель. – Его теперь нет дома, да и не полетишь ты за Калину. Ты обезумеешь окончательно, когда Эрустим окажется в твоих морщинистых лапах…

Тенквисс выбрался из-за стола, в волнении прошелся взад-вперед по горнице. Старая ведьма следила за ним выцветшими от времени, но все еще цепкими глазами. Маг остановился около печки.