Бонапарт уже раньше пустил в ход свои маневры как против царя, так и против нейтральных держав. Внимательно следя за политическим горизонтом с самого своего вступления во власть, он не упускал из виду ни одного случая усилить затруднения Великобритании. Его безошибочный инстинкт стратега уже давно признал в ней ключ к военному положению, долженствовавшему, согласно с его целью, выдвинуть Францию на первое место не только на материке Европы, но и во всем свете. Каким бы ни был Бонапарт мудрым государственным человеком и как бы ясно ни сознавал силу нравственных и политических мотивов, все же его идеалом было в сущности насильственное господство, опиравшееся на более могущественные армии и флоты. Сообразно с этим в каждой политической проблеме он видел как бы военную кампанию, в которой предстояло передвигать и соединять силы, с тем чтобы сосредоточить их против важнейших пунктов неприятельской позиции. Великобритания была в полном смысле слова морской державой – и в коммерческом, и в военном отношениях. Против нее Бонапарт имел в виду воздвигнуть такой союз, который уничтожил бы и ее торговлю, и ее военный флот. Что соединенные Франция и Испания были не в силах нанести вред ни тому ни другому, было ясно доказано неоднократными их поражениями и неудачей, направленной против торговли Англии крейсерской деятельности, неустанно поддерживавшейся в течение семи лет войны. Торговая деятельность Великобритании не только не ослабела и не пришла в упадок, но, напротив, еще велась повсюду с удвоенной энергией, и английский флаг гордо развевался на всех морях". Существовал один уголок, в котором до сих пор ее никто еще не тревожил, кроме разве голландского флота, враждебная деятельность которого была, впрочем, сейчас же и прекращена. В Балтийском и Северном морях находилось наиболее уязвимое место британской торговли, за исключением только самих Британских островов и омывающих их вод. Там в значительной степени сосредоточивалось ее судоходство, там же находился рынок для сбыта колониальных продуктов, переполнявших ее склады. Там же, наконец, под защитой своего закрытого, труднодоступного моря были сгруппированы три флота, укомплектованные бравыми, закаленными в бурных плаваниях моряками. Они в совокупности были в состоянии преодолеть силу, которой уже и без того приходилось напрягаться для поддержания своего господства в Средиземном море, для блокады неприятельских военных портов и для охраны торговых судов, толпившихся на всех главных океанских путях.

Закрыть север Европы для английской торговли и противопоставить балтийские флоты британскому сделалось с тех пор «idee fix» Бонапарта. Чтобы задобрить Данию, он освободил несколько датских судов, задержанных Директорией за то, что они подчинились осмотру английских крейсеров. Так как сразу не было заметно, насколько сильно император Павел охладел уже к своим бывшим союзникам, то Бонапарт стал сперва ухаживать за главным из северогерманских нейтральных государств – Пруссией, во власти которой было прекратить английскую торговлю не только через собственно прусскую территорию, но и через Гамбург. Пруссия стремилась занять первенствующее положение в Европе. Те пять лет, которые Австрия, Франция и Великобритания потратили на разорительную войну, она употребила на то, чтобы упрочить свою силу и расширить свои средства. Она была теперь не прочь принять на себя роль посредницы и ждала того времени, когда обессилевшие воюющие государства, склонившись перед ее восстановленной мощью, подпадут под ее влияние и уступят ее требованиям, устрашенные простой демонстрацией прусской силы. Предложения и льстивые фразы Первого консула были благосклонно приняты, но путь, намеченный для себя Пруссией, должен был вести к выгодам без всякого риска: она желала получить много, но не хотела рисковать ничем. Это выжидание удобного случая представлялось опасной игрой с таким человеком, который в течение последовавших двенадцати лет держал в своих руках судьбы Европы. Отсюда возникла та неопределенная, эгоистичная и робкая политика, колебавшаяся при каждом дуновении опасности или надежды на выгоду и позорившая национальное имя, которой был положен конец под Йеной, а также и те унижения, которые пришлось вытерпеть стране в промежуток времени между этим поражением и свержением Наполеона. Подобный дух легко склоняется на сторону сильного союза и уступает ловко направленному внешнему импульсу.

Доставить такой импульс и сделалось затем заботой Бонапарта. «Мы ничего не добьемся с Пруссией», – писал он к Талейрану 1 июня 1800 года, на пути к Маренго. Далее он прибавлял: «Если весть из Египта (по-видимому, о победе Клебера над турками) подтвердится, то важно будет иметь кого-нибудь в России. Оттоманская империя не может просуществовать долго, и если Павел обратит свои взоры в эту сторону, то наши интересы сделаются одинаковыми». Бонапарту ничего не стоило примирить этот взгляд с уверением, сделанным месяцем позже Турции, относительно того, что «не представляется основания тревожиться об Египте, который немедленно же будет возвращен, как только Порта восстановит свои прежние отношения с Францией». 4 июня он обращается к императору Павлу с общими лестными предложениями, сопровождаемыми знаками особого внимания. Император был вполне подготовлен к тому, чтобы очароваться комплиментами человека, к военной славе которого он был уже проникнут глубоким энтузиазмом. 4 июля предложения Бонапарта принимают уже определенную форму – сдать русским войскам Мальту, близкую потерю которой для французов он считал неизбежной. Предложение это было рассчитано не только на то, чтобы очаровать царя, который с удовольствием представлял себя главой и защитником древнего рыцарского ордена, но также и на то, чтобы посеять семя раздора между ним и Великобританией в случае, если бы последняя отказалась уступить свою добычу другу, покинувшему ее в минуту опасности. Письмо, набросанное Первым консулом, было составлено в выражениях, долженствовавших пробудить тщеславие его получателя. «Первый консул, желая дать доказательство питаемого им к Русскому Императору уважения и выделить его из числа других врагов республики, сражающихся ради низкой любви к наживе, предполагает в случае, если гарнизон Мальты будет вынужден голодом эвакуировать остров, передать его в руки царя, как гроссмейстера ордена. Хотя Первый консул уверен в том, что Мальта обеспечена продовольствием на несколько месяцев,[97]он признает желательным, чтобы Его Величество уведомил его относительно тех условий, которые ему будет угодно поставить, и мер, которые он имеет в виду принять, чтобы, в случае надобности, войска его могли занять местность». Вслед за тем последовало вскоре освобождение от семи до восьми тысяч русских солдат, содержавшихся в плену во Франции, которых Бонапарт заново обмундировал и отпустил в Россию вместе с их знаменами и офицерами, сказав при этом, что, если император сочтет нужным, то он «может потребовать у англичан освобождения такого же числа пленных французов. Если же это не будет признано удобным, то Первый консул надеется, что Император примет освобождение своих солдат за знак особого уважения с его стороны к храбрым русским войскам».

Непосредственно вслед за этим произошло в Канале столкновение между английскими и датскими крейсерами, и для поддержания посла в возникших по этому случаю переговорах британский флот вошел в Балтийское море. Император Павел воспользовался этим предлогом для того, чтобы наложить арест на английскую собственность в России, в виде гарантии за будущие действия Великобритании. За этим приказом, отданным 29 августа 1800 года, последовал 10 сентября другой, с извещением, что «различные политические обстоятельства заставляют Императора признать возможным разрыв дружественных отношений с Англией» и с распоряжением о сосредоточении русских войск. Набежавшее было облако исчезло на время, и секвестрация была 22 сентября снята, но падение Мальты, сдавшейся 5-го числа того же месяца, привело дело к решительному исходу. Царь охотно принял ловкие предложения Бонапарта и назначил уже генерала, который должен был ехать в Париж, вступить там в командование освобожденными пленниками и затем отправиться с ними на Мальту. О капитуляции острова Павел узнал в начале ноября, но уже раньше этого он категорически объявил публично о своем намерении восстановить против морских притязаний Англии Вооруженный нейтралитет 1780 года. Так как можно было сильно сомневаться в том, что Англия после таких мер против нее передаст остров, то отдано было приказание о вторичном наложении секвестра на английскую собственность. В силу этого приказа были задержаны триста судов, причем команды их были отправлены внутрь страны и опечатаны все склады, в которых находилась английская собственность. По заявлению царя, наложенное эмбарго могло быть снято не раньше как по признании тех прав, которые он имел на остров Мальту, как гроссмейстер ордена. Секвестрованное имущество должно было поступить в распоряжение особой императорской комиссии и быть обращено на уплату частных долгов англичан русским подданным.