Пенни быстро натянула на себя платье и прильнула к окну. Вереница грузовиков медленно поднималась вверх по улице.

– Не высовывайся! – крикнул ей Никос. – И на двор ни шагу!

В окнах соседних домов мелькнуло несколько заспанных лиц. Люди, разбуженные непривычным ночным шумом, торопливо закрывали ставни и плотнее задергивали шторы.

Пенни крадучись поднялась по лестнице на второй этаж и приоткрыла дверь на балкон, чтобы получше разглядеть, что творится на улице. С балкона хорошо просматривались все окрестности. Она увидела множество солдат, наверное целый батальон, никак не меньше, бегом направляющихся в сторону еврейского квартала. Многие держали в руках громкоговорители.

– Вон! Вон! – услышала она отрывистые команды. – Всем евреям выйти вон.

Послышались крики, плач, залаяли собаки, захлопали двери.

– Они орудуют в еврейском квартале. Выгоняют людей на улицу! – с ужасом воскликнула Пенни.

– Закрой ставни и спускайся вниз! – приказал ей Никос. – Это нас не касается!

– Но надо же что-то делать! – растерянно пробормотала она.

Стелла сокрушенно покачала головой:

– А что мы можем? Ты только взгляни, сколько их там, и все с автоматами. Получим пулю в лоб, и все. Надо переждать, чтобы потом поквитаться с ними и за это тоже.

– Но там же мои друзья – Соломон, Сара! Мне надо идти!

– Афина, постой! Не дури!

Но Пенни уже выскочила на улицу и стремглав помчалась в сторону еврейского квартала.

Неподалеку собралась толпа зевак. Пенни с трудом протиснулась сквозь толпу.

– Куда они их забирают? – спросила она у стоящей рядом женщины.

– Наверное, в тюрьму, – равнодушно пожала та плечами. – Куда же еще? И пусть себе! Скатертью дорога!

Пенни стала проталкиваться дальше, пытаясь издалека разглядеть лица арестованных. Вдруг она увидит родителей Йоланды? Но в тусклом свете факелов она разглядела лишь фигуру капитана Брехта. Он стоял с отрешенным видом, скрестив на груди руки, высокий, импозантный, представительный, и безучастно наблюдал за тем, как его молодчики палками загоняют людей в машины, словно это скот. «Чем же ты так гордишься? – подумала она с ненавистью. – У тебя такой вид, будто ты парад победы принимаешь, никак не меньше».

То и дело слышался детский плач, некоторых детей насильно забрали от родителей. Какая-то девочка уже в машине громко выкрикнула, обращаясь к тем друзьям, кто еще оставался внизу:

– Заберите мои книги, ладно? Передайте Марии, что я обязательно напишу ей, как только мы устроимся на новом месте.

Сзади медленно ковыляли старики. Какая-то пожилая женщина, опирающаяся сразу на две палки, на рассерженный возглас конвоиров поторапливаться величаво взглянула на них и с достоинством ответила:

– Придется подождать!

Другой солдат нетерпеливо пихал в спину двух стариков, по всей видимости супругов, понукая их ускорить шаг. Пенни бросилась к ним. Увы, она обозналась. Это были не Маркосы. Едва ли отыщешь в такой кутерьме Соломона и Сару, подумала она с отчаянием. Но эти старики тоже люди, и им тоже нужна помощь.

– Я помогу вам! – прошептала она, обращаясь к старой женщине. – Вместе нам будет проще. Я из Красного Креста. – Она бросила на солдата испепеляющий взгляд. – Мы, греки, знаем, как обращаться с пожилыми людьми. Стыдно не знать этого!

В первое мгновение солдат даже растерялся, явно не ожидая нарваться на дерзость в таком месте и в такую минуту, но уже в следующее мгновение немец пришел в себя и ткнул ей в грудь автомат.

– Если ты так сильно любишь евреев, то и отправляйся вместе с ними!

Все случилось в один миг, и не успела Пенни опомниться, как уже очутилась в машине. Она машинально нащупала значок сестры милосердия Общества Красного Креста, приколотый к изнанке кармана фартука, потом выпрямилась во весь рост и взглянула на офицера.

«Вот, капитан, полюбуйтесь на дело своих рук. Мерзость, да? Но кто-то же должен был видеть и засвидетельствовать весь этот позор. Наверное, сия участь выпала мне…»

* * *

Райнер наблюдал за происходящим с отрешенностью автомата. Душераздирающее зрелище! Плачущие дети, женщины, старики… Вроде бы обычная карательная акция. Такая же бессмысленная в своей жестокости, беспощадная, как и все остальные. Сколько раз им доводилось вот так же поднимать людей среди ночи, выгонять их в чем есть на улицу, потом расстреливать, сжигать дома, оставляя после себя лишь пепелища. Но сегодняшняя акция, вроде бы одна из многих, была иной, он знал это наверняка. Она ставит жирный крест на их отныне тщетных надеждах добиться хотя бы временного перемирия с непокорным островом.

Ему было стыдно, горько, обидно за себя самого. Все его благие намерения, былые благородные порывы – все это коту под хвост! Вот он стоит и смотрит, как невинных людей отправляют на верную смерть.

Набежала уйма людей, но никто не протестует. Все боятся гестапо, народ запуган до смерти. К тому же горожане голодают, они раздавлены и деморализованны. Какие могут быть протесты? Впрочем, какая-то девушка отделилась от толпы и подалась вперед.

Он безучастно наблюдал за тем, как она помогает старикам вскарабкаться на машину, следил за ее перепалкой с солдатом, за тем, как ее саму затолкали в эту же машину. Он стоял слишком далеко, чтобы вмешиваться. И лишь когда она поднялась во весь рост, он моментально узнал непокорную стать.

Прямо на него в упор смотрела сестра из пещерного госпиталя. Она, конечно же, тоже узнала его. Более того, увидела, так сказать, во всей красе. Можно сказать, в разгар работы. Вот во что он успел превратиться за несколько лет службы на Крите. Заурядный каратель и убийца. Да он весь в дерьме, с головы до ног! Он запятнан кровью, неоправданной и бессмысленной жестокостью и ненавистью всех ко всем. На его совести десятки, если не сотни безвинно погибших людей. Райнер почувствовал странную пустоту в желудке. Отныне ее испепеляющий взгляд, исполненный особого презрения и ненависти, будет жечь его до конца дней. Этот взгляд навсегда лишил его всякой надежды. Но что еще страшнее, он лишил его собственного достоинства, четко обозначив, кто он есть на самом деле.

* * *

Йоланда проспала почти сутки. Она проснулась отдохнувшей и сразу же почувствовала, как неуловимо поменялась атмосфера вокруг. Что-то здесь не то, мелькнуло у нее в голове. Сестры торопливо пробегали мимо, стараясь не глядеть в ее сторону. Все отводили глаза, неестественно улыбались и в один голос твердили, чтобы она никуда не ходила. Видно, случилось что-то неладное. Наверняка дурные новости об Андреасе.

– Почему все так странно смотрят на меня? – спросила она у доктора, осматривавшего ее. – Неужели Андреас…

– Нет, Йоланда! Речь не об Андреасе! – Доктор немного помолчал. – Мужайся и постарайся сохранять спокойствие. Тебе ведь нельзя волноваться. Сегодня ночью немцы нагрянули в еврейский квартал и вывезли прочь всех его обитателей.