Квартиру я сняла на краю города у старого работника сцены с дочерью. По пятницам он ужасно напивается и ругается по-шекспировски: однажды обозвал «сметанной харей» и выгнал из дому. Долл просила меня подождать на улице – обещала, что скоро впустит. Я с ними обедаю: почти всегда подают фаршированное овечье сердце с зеленью и картофелем – однако это единственная полноценная еда, так что я не привередничаю. Есть еще очень элегантная чайная, где пончики стоят ЧЕТЫРЕ ПЕНСА за штуку, и то крошечные (правда, вкусные). Я получаю два фунта десять шиллингов в неделю за репетиции и пять – когда мы играем, а жилье стоит тридцать шиллингов, так что мне приходится экономить. Можно, конечно, жить и в отеле, но там обеды по пять шиллингов – это уже нереально. [Она все время хотела есть – трудно было сдержаться и не писать о еде.] Иногда Бэй приглашает меня в гости на чай с сэндвичами или печеньем, а однажды даже подали вареное яйцо».

Тут она задумалась. Пожалуй, не стоит рассказывать ему о трудностях возвращения домой по вечерам, после спектакля: либо тебя преследуют чешские офицеры – их полк разместили возле Стратфорда, и они всегда ходили парами (поговаривали, будто они насилуют девушек), либо облапают престарелые актеры, предлагающие проводить до дома.

«Комната у меня крошечная, бо́льшую часть занимает огромная скрипучая кровать с тонюсеньким матрасом, а одеяло всю ночь сползает на пол. По вечерам я сижу в пальто – отопления тоже нет – и сочиняю пьесу или учу роль. Река довольно живописная, лебеди плавают. Иногда мы репетируем в баре, на террасе с видом на воду».

Она перечитала письмо.

«Переигрывают» [решила пояснить она] – это когда актер уходит в глубь сцены (подальше от зрителей), так что тебе приходится идти за ним или подавать ему реплики, стоя спиной к залу. Пожилые актеры все время так делают – наверное, стараются привлечь внимание. Один из них когда-то выступал в мюзик-холле и на репетициях просто бормочет текст себе под нос. Он довольно толстый и, если не занят на сцене, спит на трех стульях.

Когда же ты теперь получишь отпуск? Мы сможем увидеться? Я задействована только в трех пьесах. Может, оставят подольше, хотя вряд ли, так что мне придется ехать домой [она чуть не написала «и заниматься какой-нибудь скучной военной работой», но засомневалась: а вдруг он с ней не согласен?] и выучиться чему-то полезному.

Ты читал Ибсена? Я читаю «Росмерсхольм» и «Кукольный домик». Он и вправду понимал, насколько тяжело тогда было женщинам – им не позволяли ни работать, ни строить карьеру. У него такой современный язык, что я даже не сразу поняла, как давно он писал – ну, достаточно давно. Знаешь, когда его пьесы впервые стали играть в нашей стране, то они вызывали большой скандал – однако при этом не особенно цепляют людей вроде моей мамы или тетушек. Кстати, я познакомилась с Альфредом Уорингом – он первый ставил Ибсена – и Шоу тоже. Он живет со свирепой экономкой в миленьком, полуразвалившемся доме, только он почти глухой и трясется, так что поговорить толком не удалось. К тому же я заметила, что экономке не нравится мое присутствие, поэтому я пробыла там не больше получаса. Именно от него я и узнала, что Ибсена воспринимали в штыки – не то что Шоу. Мне кажется, он хотел, чтобы его именно так и воспринимали.

На этом я заканчиваю [ее потянуло в сон] – и так вышло слишком длинно и скучно.

Внизу страницы она приписала:

«Если вдруг получишь отпуск в ближайшем будущем, можешь приехать сюда и остановиться в отеле – я легко забронирую тебе номер».

Впрочем, она тут же пожалела о своем приглашении: лучше бы он увидел ее в более приличной роли, чем эта дурацкая Этель.

Письма к Стелле были куда откровеннее: в них она подробно обсуждала тему выбора между лапаньем стариков с мерзким запахом изо рта и систематическими изнасилованиями у реки в исполнении юных чехов, наверняка не понимавших ни слова. Эта перспектива ее всерьез пугала: в конце концов, шесть дней в неделю – и даже с учетом двойного летнего времени к пяти было уже темно, и на улицах Стратфорда воцарялась мертвая тишина.

«Ты боишься [писала Стелла в ответ], и я тебя вполне понимаю. Видимо, придется терпеть старых распутников – однажды они тебе и вправду могут понадобиться. Я бы на твоем месте выучила парочку резких фраз на чешском – так, на всякий случай. Бедная Луиза! Какую сомнительную профессию ты выбрала! Актрисы всегда считались легкой добычей, тем более что Европа сильно отстает от нас в плане морали. Хочешь, я приеду? Пустишь меня к себе на скрипучую кровать? У меня совсем нет денег. Отец считает, что нехватка денег закаляет характер – к нему, разумеется, это не относится».

И прежде чем Луиза успела написать ответ, она приехала без предупреждения.

– Йа пришоль отфести тепя к реке и телать фсякие кнусности, – спародировала она, встретив подругу прямо на выходе со сцены.

– Ой, Стелла! Вот здорово! Какая ты молодчина, что приехала! Пойдем ко мне в гримерку, я переоденусь.

– И как ты еще не заледенела в своем шифоне?

– Привыкаю. На сцене довольно тепло благодаря прожекторам. Вот когда ждешь выхода – тогда тяжело приходится.

– Видела пьесу. Ужасно, правда? Бедняжка!

– Я старалась, как могла. – Ее слегка обидело, что Стелла не добавила «Но ты играла хорошо».

– Ты ждешь, чтобы я тебя похвалила? Ну, ты играла неплохо; наверное, лучше нельзя. Это твоя гримерка?

– Только на текущий спектакль. В следующем я в массовке, так что буду делить с другими.

– Влюблена в кого-нибудь?

– Неа. А ты?

Стелла покачала головой:

– Я не из тех, на кого обращают внимание. В один прекрасный день он появится, и я потеряю голову за отсутствием практики – в отличие от тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, моя дорогая, что таких, как ты, выбирают гораздо чаще. – Она откинулась на стуле и скрестила лодыжки; толстые серые чулки никоим образом не портили ее изящества.

– Я привезла немного еды. Мы сможем здесь перекусить?

– Нет, нас выгонят в любую минуту. Привратник хочет поскорее запереть двери и отправиться домой.

– Значит, на квартиру?

– Зависит от того, успел ли Фред лечь спать или напился и колобродит. И еще надо спросить разрешения у Долл. Так-то все будет нормально, если только он не наклюкался.

– И что тогда?

– Окажемся на улице.

– А других вариантов нет?

– Разве что к реке, только замерзнем. Ладно, съедим дома тихонько. Это очень героический поступок с твоей стороны – привезти еду.

– Похоже, съесть ее будет еще большим героизмом.

– Эй, девушки, вы скоро там?