временем вообще о них не думал, – пробормотал Гуров. – Виктория Сергеевна, вы, наверное, видите во мне отпетого циника без души, без эмоций. Так? Уверяю вас, я все еще живой человек. Да, я срывался на Алексее, но теперь, честное пионерское, не хочу об этом вспоминать. Осадок после той истории препаршивый.

– Вам бы тоже нервишки подлечить, – рассмеялась Кораблева. – Пробежка хорошо помогает. Или бутылка хорошего вина где-нибудь на природе.

– У меня гантели дома, – похвастался Лев Иванович.

– На самом деле я не считаю вас человеком с высохшей душой, – подняла на собеседника взгляд Виктория Сергеевна. – Иногда устаешь кое-что понимать, и тогда включается режим самосохранения. Жаль, что с Мариной такого не произошло.

В курилку заскочили две девушки в курсантской форме. Обе были без курток, в легких туфлях. Они не стали курить. Постояли просто так, очень скоро замерзли и убежали в тепло.

– В какой-то момент она решила снова увидеться с Алексеем. Она надеялась на то, что он все-таки развелся с женой, но вместо этого узнала, что у него родился сын.

– И тогда она поняла, что во всех ее бедах виноват Степан Алексеевич Долецкий, да? – предположил Гуров.

– Ей нужен был объект не для ненависти. Его-то как раз она и не искала. Она решила, что если ее дочь не нужна отцу, то пусть отец лишится сына. А дальше началась самая настоящая гонка вооружений. Марина была в курсе, где жила до замужества Александра. Алексей сам назвал Марине улицу и дом, когда они как-то проезжали мимо дома Саши, а Марина запомнила. О том, что Алексей разошелся с женой, ей сообщила его секретарь – Марина довольно легко вытянула из нее эту информацию, представившись журналисткой, которая хочет написать о клинике неврозов. Собственно, Марине было плевать на отношения Алексея с женой. Главной целью для нее стал Степа… Узнав адрес, Марина мониторит все съемные квартиры в этом доме и вскоре обнаруживает, что в нем сдают «двушку». К этому моменту она уже объявила родителям, что хочет жить с дочкой отдельно. Хочет стать нормальной – вот ее слова. Родители против, ведь их дочь больна, но ей удается убедить их в обратном. Я не знаю, как ей так повезло с квартирой в одном доме с Сашей, да еще на том же этаже. Она успела ее перехватить, это было огромным везением. Ну а потом начинается самое интересное. Марина втирается в доверие к Саше, с которой у нее много общего. Обе без отцов растят детей, детки почти одного возраста. Марина часто приглашает Степу в гости к дочке, но цель у нее не только подружить их – она хочет, чтобы мальчик привык к ней. Чтобы не боялся. Чтобы доверял ей. И все это время она старается не попасться Алексею на глаза. И ей это удается. Марина знает, в каком напряженном режиме работает Саша, потому что иногда помогает ей справляться с трудностями, забирая ее сына к себе.

– Какая тщательная подготовка, – не выдержал Гуров. – Вы не замерзли?

– Нет. Мне не холодно.

– Ну ладно. Тогда еще по одной, – произнес Гуров синими губами.

– Марина готовилась не просто тщательно, она была одержима своей идеей. Все рассчитала, проверила. Самым трудным, по ее словам, было вырубить Долецкую. Не убить, а обездвижить. И Марине это удалось. Чтобы сбить с толку полицию – Марина не дура, она понимала, что ее будут искать, она вытащила из сумки мобильник и кошелек Саши. Хранила их дома. Телефон выключила, сим-карту выбросила, а деньги остались нетронутыми. И я не знаю, почему она к ним не прикоснулась… Она приводит Степу к себе. Мальчик напуган, но ведь рядом тетя Марина, которую он отлично знает. Постепенно он успокаивается, и она решается на опасный шаг, она ведет его во двор, пока никто не видит.

– И их случайно фотографирует… как его? Артем.

– Именно так. Потом они возвращаются к Марине домой, где она дает ему снотворное. Немного. Только чтобы крепко спал всю ночь, а днем она его отвлекает играми. Слава богу, для Степы произошедшее с ним обойдется без последствий. Но обоим детям нужно пообщаться с психологом. Дочка Марины тоже пострадала психологически.

– Саше не снился плач сына, она слышала его во сне, когда ребенок плакал за стенкой, – вспомнил Гуров. – Это, знаете ли…

– Да, – коротко ответила Кораблева. – Знаю.

– У меня с трудом укладывается в голове мысль, что когда мы пришли с Гойдой ее допросить через несколько часов после нападения на Сашу, Степан был у нее дома, – сказал Гуров. – Мы ведь тогда хотели осмотреть ее квартиру, но она ловко увела разговор в другую сторону. Да еще и дочку притащила, чтобы отвлечь. И Долецкого назвала виновным во всем.

– Все было просчитано, Лев Иванович. Она призналась мне, что хотела вернуть Степу на другой день, но потом поняла, что не хочет. Она не хотела мучить Сашу, она ей сочувствовала. Сначала. Ведь Алексей обманул обеих. Но Марина почему-то не подумала о том, что от горя на стенку полезет не только Алексей, но и его жена. Она придумала подкинуть записки, шапочку и сапожки и наблюдала за тем, как Алексея все ниже клонит к земле. Про Сашу в этот момент она уже не думала. Это была последняя стадия – отчаяние и огромное желание быть найденной. Читайте иначе: она хотела, чтобы все ее мучения закончились. Я уверена, что она к тому моменту уже сто раз пожалела о том, что сделала, но обратного пути не видела. Это тяжело, Лев Иванович. Простите, я с трудом выслушала ее исповедь. Пусть врачи разберутся в степени ее безумия. Она больна, это так. И, знаете… просто у меня сын… Пашка, он ровесник… когда я с ним тогда гуляла во дворе, то знала, что если со мной такое случится… ну не знаю, выживу ли я.

– Выживете, – уверил ее Гуров. – Иначе не найдете сына. Но, Виктория Сергеевна, мне не очень понятно, почему Марина писала в записках о каких-то днях. «День 1», «День 2». Что это значило?

– Стас был прав, она вела обратный отсчет. Надеялась вернуть ребенка. Видимо, в минуты просветления думала, что сможет это сделать. Окончательно она ушла в себя, когда увидела меня с сыном на площадке. Все сработало: комбинезон, сапожки и шапочка. Раздвоение, копия, дубликат. Понимаете? Она не могла понять, кто перед ней. Степа? Но он должен спать дома. Заторопилась домой, а остальное вы знаете.

– Это все Марина сама вам рассказала? – недоверчиво посмотрел на Кораблеву Гуров.

– Что-то рассказала она, а