Глаза Джейн засверкали.

– Вы думаете, нам удастся сделать это незаметно?

– Доверься мне.

Надев накидки с капюшонами, Екатерина и Джейн тайком выбрались из Кингс-Мэнор и отправились бродить по улицам Йорка. Екатерина уже забыла, каково это – иметь свободу и идти куда захочется. Странно было толкаться среди людей и слышать, как мужчины свистят ей вслед. Знали бы они, кто она!

Две подружки с удовольствием прогулялись по забитым народом улочкам, настолько узким, что верхние этажи фахверковых домов почти сходились у них над головами. Прошли мимо красивых церквей и прекрасной ратуши, поглазели на разные товары в магазинчиках и на рынке.

Рядом с Соборным двором нашли лавку ювелира и присмотрели среди выложенных на витрине вещей пару браслетов.

– Это отличный подарок для Тома, – заметила Екатерина, отсчитывая монеты из кошелька. – Ты отнесешь их Тому? Скажи, это чтобы у него не мерзли руки!

Обе они рассмеялись и пошли обратно, а на подходе к Кингс-Мэнор предусмотрительно надвинули капюшоны на головы.

Екатерина как раз успела снять накидку и мыла руки перед обедом, когда явился Генрих, сильно разгневанный.

– Он не приедет! – прорычал король, грозно топая по комнате.

К счастью, он был так занят своими мыслями, что не спросил, где она была.

Яков не прибыл к намеченному сроку. Раздражение Генриха нарастало несколько дней подряд: время шло, а король шотландцев не появлялся. Теперь король англичан уже был багровым от гнева.

Екатерина взяла его за руку:

– Что случилось?

– Шотландцы напали на Англию! Они сожгли несколько домов и убили по меньшей мере семь человек. И это после того, как мой племянник выражал дружеские чувства ко мне и желал нашей встречи. Если это дружба, тогда я – папа! – Лицо его дышало яростью. – Клянусь Богом, я бы сказал ему пару ласковых, будь он здесь! У людей нынче нет чести. Когда я думаю о том, сколько шуму вызвала новость о его приезде, и обо всех этих приготовлениях… – Генриха трясло от бешенства. – Ну что ж, он узнает, что такое мой гнев. Так обходиться с моей дружбой я не позволю!

Он кипятился еще некоторое время, а Екатерина издавала разные утешительные звуки. Она не притворялась, будто понимает политику шотландцев; на самом деле ей становилось скучно. Путешествие, которое тянулось уже три месяца, утомило ее. Она готова была вернуться домой. Делать здесь больше решительно нечего.

Наконец – о радость! – они покинули Йорк. Сентябрь близился к концу. Холодало. Они провели неуютную ночь в Холм-он-Сполдинг-Муре – поместье, конфискованном у сэра Роберта Констебля, одного из вожаков Благодатного паломничества, тело которого, закованное в цепи, висело над воротами в Халле. Призрак несчастного сэра Роберта блуждал здесь, и Екатерина радовалась, что рядом с ней в постели лежит могучий Генрих.

Они поехали на восток, в Халл, чтобы король мог составить план оборонительных укреплений: он всегда опасался вторжения французов, и ему нравилось заниматься любыми военными делами. Физическая нагрузка вернула Генриху бодрость духа, и все пять дней, проведенных в поместье Халл, он находился в отпускном настроении, нуждался в близости Кэтрин и каждую ночь проводил с ней. Для свиданий с Томом возможностей не было.

Из Халла огромная, но изрядно утомленная королевская свита двинулась на юг, в Линкольншир, где двор развлекали и потчевали в поместье Торнтон, в Кеттлби-Холле, в Бишоп-Нортон, в Инглби, Ноктоне и Слифорде. К середине октября они вернулись в Колливестон, а через два дня прибыли в замок Фотерингей, который стал владением Екатерины в числе прочих имений, полученных ею после свадьбы. Хотя были предприняты все возможные усилия, чтобы придать старинной крепости обитаемый вид, даже сделать ее комфортной, и королевские покои в этом замке когда-то явно отличались роскошью, здание все равно было пропитано сыростью и выглядело каким-то блеклым.

Екатерина с интересом узнала, что давным-давно здесь родился король Ричард III. В те времена Фотерингей служил одной из главных резиденций королевского дома Йорков, родственников Генриха по материнской линии. Правда, сам Генрих не любил вспоминать об этом и держался весьма невысокого мнения о своем двоюродном дедушке Ричарде, который сгубил своих юных дядьев, принцев, в Тауэре и не останавливался ни перед чем, лишь бы заполучить корону.

Генрих чувствовал себя неуютно и в местной церкви, где были погребены некоторые из его предков Йорков. Кэтрин посчитала уместным посетить ее, потому что являлась патронессой церковной коллегии Фотерингея, но Генрих сказал, что два года назад она перешла к Короне и ей нечего там делать.

Церковь оказалась одним из двух мест, которые не понравились ей в Фотерингее. На второй вечер Джейн договорилась с Томом, чтобы тот ждал там Екатерину, решив, что безопаснее укрытия не найти. Она надела накидку и, глубоко надвинув на голову капюшон, проскользнула мимо стоявших у ворот замка стражников. Они заулюлюкали ей вслед, приняв за девушку-служанку, которая спешит на свидание с каким-нибудь сельским парнем. Екатерина пробежала по залитой лунным светом улице и толкнула тяжелую дверь церкви. Том встретил ее с фонарем в руке, по его лицу было видно: что-то случилось.

– Я получил известие от брата. Моя мать больна. Она составила завещание, но мне не оставила ничего, даже не упомянула меня в нем. – Том с перекошенным от злости лицом начал расхаживать взад-вперед по стылому нефу. – Я надеялся, мои родители наконец поверят, что я не виновен в изнасиловании и убийстве, но, очевидно, этого не произошло. Напрасно я ждал от своей матери хотя бы капли сочувствия.

Екатерина обняла его и ощутила, как напряжено от обиды его тело.

– Хочешь, я напишу ей? Я могу сказать, что сам король не видит на тебе вины.

Том замялся.

– Лучше оставить все как есть, но спасибо за предложение, моя дорогая. Ты так добра.

Она задумалась: почему Том отверг ее помощь? Может, его родные знали нечто такое, чего не знала она? И он боялся, как бы они не просветили ее? Нет, что за предательские мысли! Том ни в чем не виноват, а родные поступают с ним несправедливо, в этом она уверена.

– Стоит попробовать, – заметила Екатерина. – Особенно раз твоя мать больна.

– Нет. Я сам напишу ей, – сказал Том. – Если ничто не поможет, я воспользуюсь твоим предложением.

Он был слишком расстроен для любовных утех, поэтому оба ушли, прикрыв за собою дверь. В деревне было тихо, как на кладбище, но вдруг, только они двинулись к черной громаде замка, где-то позади зазвучало негромкое пение мужских голосов. Том и Екатерина замерли и уставились друг на друга.

– Что это? – прошептала она.

– Похоже на монашеский распев, – сказал Том. – Голос доносится из церкви, но там совершенно темно и еще минуту назад никого не было.

Они немного постояли, прислушиваясь. У Екатерины было такое чувство, будто у нее волосы на голове встают дыбом. Внезапно пение смолкло, но одинокий мужской голос продолжал звучать монотонно, словно читал молитву на латыни.