об искусстве проповедей той эпохи. Поскольку пророк Мухаммад никак не был хорошим оратором, как об этом говорит мусульманская традиция, то это способствовало тому, что ислам при всех прочих его недостатках все же не стал религией болтунов, что отвратительнее всего в религии. «Он повелел долго молиться, но кратко читать проповедь»[2235], и поэтому собственно проповедь длилась у Ибн Нубаты едва ли пять минут[2236]. Проповеди предпосылалась краткая хвала Аллаху и молитва за пророка, затем проповедник садился, чтобы вскоре выступить и произнести церковную молитву, так называемую вторую проповедь (хутба санийа). «Коротко, как пребывание проповедника на минбаре»,— сетует поэт той эпохи Ибн Хамдис по поводу мимолетного свидания с возлюбленной[2237]. Собственно проповедь неизменно заканчивалась у Ибн Нубаты словами из Корана, а затем следовала стереотипная концовка: «Аллах да благословит нас и вас этими словами и благочестивой молитвой. Я прошу Аллаха о прощении для себя, для вас и для всех верующих»[2238]. Церковные молитвы также были несколько короче, чем в наши дни[2239], особенно то место, когда проповедник, обращаясь сначала вправо, а затем влево и наконец лицом вперед[2240], молит Аллаха о благословении пророку в высшей степени торжественно. Для проповедника оно было крайне важно, ибо как раз для этого места у него был запас разных вариантов, которые он мог применять по своему усмотрению[2241]. Во время молитвы за здравие своего местного повелителя он просит о ниспослании победы, если идет война. Например:

О Аллах, даруй победу эмиру такому-то над твоими врагами, строптивыми неверными, дерзкими злодеями,

Что отклонялись от указанного тобою пути,

Что обвиняют твое откровение во лжи

И возражают посланнику твоему!

Да не останется для него ни одного войска, которое бы он не уничтожил,

Ни одной пустыни, которую бы он не пересек,

Ни крови, которой бы он не пролил,

Ни беглеца, которого бы он не настиг,

Ни крепости, которую бы он не заставил сдаться и не разрушил,

Ничего святого, чем бы он не воспользовался и чего не осквернил бы,

Ничего высокого, чего бы он не унизил и не подчинил!

О Аллах, даруй ему победу над вратами твоими и дай ему схватить их за чубы,

Чтобы укротил он их и принудил бы их сойти с их твердынь,

Чтобы они в покорности платили ему подать за покровительство из близи иль издалека![2242]

Толкующая текст гомилия из-за краткости проповеди исключается. Обычная проповедь, произносимая по пятницам, издавна посвящалась, одной и той же теме: «Конец близок! Для отдельного человека это смерть и могила, а для Вселенной — день Страшного суда!». Эта тема придает проповеди порывистость, нервозность. Ее не интересуют скромные радости и горести жизни, ибо тот, кого преследует рев преисподней, не нагнется к придорожному цветку. Говорят, что уже ‘Али с энтузиазмом обращался в своих проповедях к молящимся: «Бегите, бегите, спасайтесь, спасайтесь! Позади вас ловец (геенна), гонимый поручением своим, поспешно приближается он!» Слишком безмятежным и уютным было бы даже описание блаженств неба и мучений ада. Весь огонь риторики концентрируется на одном моменте: эта жизнь и этот мир в ужасе идут к концу. Дело было в том, чтобы громким голосом напомнить людям, которые более чувственно и более непосредственно жили сегодняшним днем, чем мы, о приближении конца.

Так, например, Ибн Нубата[2243]:

Отрясите сердца от перины беспечности

И гоните души прочь от напитков их страстей,

Укротите их необузданность мыслью о натиске смерти

И страшитесь для ваших грехов того дня, когда они будут опознаны по их клейму.

Думайте о том, кто призывает из выси небес, кто оживляет кости

И собирает народы там, где приходит конец заблуждениям,

А страдание и раскаяние будут долгими.

О призывающий, который заставляет насторожиться истлевшие останки,

Который собирает исчезнувшие тела

Из гнезд птиц и из мяса диких зверей,

Со дна морского и горных хребтов,

Пока каждый член не будет на своем месте

И каждая частица не восстанет из тлена.

Тогда вы одумаетесь, о люди,

В страшный час

С лицами, запыленными от вихрей земли

И бледными от страха,

Босыми, нагими — как вы были в начале начал.

Созывающий заставляет вас внимать, а взор его пронзает вас,

В поту укрощены вы и прахом засыпаны.

Земля сотряслась и заколебалась со всем, что на ней,

Горы раздроблены и сметены вихрями Воскресения.

Широко отверзты очи,

Ни единый глаз не моргнул,

Пространство заполнилось небесным и земным.

В то время как твари стоя ожидали подтверждения пророчеств

И ангелы стояли рядами на своих местах,

Смотри, вот окутал их мрак

Преисподней и охватил их пожар медно-красного пламени,

И они слышали в нем клокотание

И клекочущее храпение

От сильной ярости и гнева.

Тогда упали они на колени,

Виновные уверились в неминуемой гибели,

Даже и чистые [души] боялись дурной участи,

И пророки потупили головы перед владыкой страха.

Было возглашено: «Где раб Аллаха и где сын его раба?

Где тот, кто сам себя обольщал в своем заблуждении?

Где тот, кто был похищен смертью, когда он не думал об этом?»

Его узнали по его приметам и привлекли просмотреть его счет

И засвидетельствовать, какой же задаток внес он в течение жизни.

Он должен был принести свои оправдания,

И устрашенный стоял он перед тем,